Охранитель

Арендт Х. О насилии / Пер. с англ. Г.М. Дашевского. – М.: Новое издательство, 2014. – 148 с.

В последние несколько лет произошел резкий взлет интереса к Ханне Арендт: если в 90-е–00-е ее тексты публиковались в ряду других, не привлекая особенного внимания [1], то в этом году не только одновременно вышли три ее книги [2], но и одна статья («Что есть свобода») появилась в двух разных переводах [3] – тогда как ранее одной из основных работ Арендт, ее исследованию «О революции», пришлось несколько лет дожидаться публикации [4]. За последние годы вышли все основные работы Арендт, и она оказалась представлена теперь русской публике как один из наиболее масштабных политических философов прошлого века [5].

Однако из рассуждений о значимости и масштабе работ Арендт никак не вывести наблюдаемый «издательский бум» (по местным меркам, впрочем, кавычки можно счесть излишними): ведь несложно назвать целый ряд крупных политических мыслителей последнего столетия, отнюдь не привлекших столь массового внимания издателей и читателей. Очевидно, Арендт в российском контексте последних оказалась очень точным образом «в тему», рассуждая о том и, отметим сразу же, таким образом, что это оказывается ответом на существующий вопрос (а в других случаях – проговариванием еще не сформулированного вопроса). Помимо напрашивающегося предположения – о совпадении центрального для Арендт вопроса о возможности в современном мире политики, о политическом человеке и о том, как совместить жизнь деятельную (политическую/публичную) и жизнь созерцательную (которая, в отличие от размышлений 1950-х, в последних работах возвращается как важнейший элемент «политического», инстанция суждения) – привлекающим внимание обстоятельством стала близость языков проговаривания, через сопряжение с моральным, проблема политического выбора и ответственности индивида, его вменяемости (т.е. вопроса, что и каким образом может быть вменено ему).

Стоит отметить, что первоначальное вхождение Арендт в российский контекст состоялось посредством «усредненно-правильной» (т.е. бездумной) позиции: через осуждение «тоталитаризма», через тематику Холокоста и т.д. – то, что было «точками напряжения» в американском, немецком или израильском контекстах, зачастую оказывалось вне поля внимания при прочтении ее текстов здесь (нередко возникает впечатление, что «Банальность зла» оказалась прочитана не далее заголовка – по крайней мере, в суждениях, опирающихся на авторитет Арендт, нередко звучит позиция, близкая к официальной израильской, анализом и критикой которой занималась Арендт в своих репортажах о процессе). Арендт предстала на первом этапе как воплощение «либерального мейнстрима», в то время как ее, пожалуй, одной из наиболее сильных черт было умение видеть и задавать неудобные вопросы – а ответы она предпочитала искать не там, где светло.

Если в 1963, когда писалось эссе «О революции», Арендт видела в американской революции единственный удачный пример – революции, пришедшей к реализации своих целей и сумевшей остановиться (соответственно, анализ американской революции становился базовым для понимания «что пошло не так» с революциями европейскими), то в 1969 для нее уже не было той позиции, которую можно было принять за реализованную цель.


Как и для многих других людей ее круга, возраста и исторического багажа, события 1968 стали для Арендт интеллектуальным вызовом. Она была мыслителем, а не политическим бойцом, для нее стояла не задача занять позицию одной из враждующих сторон, а понять происходящее – и здесь ключевым выступило понятие «насилия», поскольку насилие в многообразии своих форм и, что особенно важно, демонстративное, было очевидно в своем возрастании, а одновременно оно интерпретировалось как путь «стать человеком»: «неукротимое насилие… это человек, заново творящий себя» (Сартр). Напуганные обыватели со своей стороны требовали применения насилия против тех, кто нарушает порядок – где нарушение порядка оказывалось уравнено с насилием (и тем самым мыслилось требующим симметричного ответа), полиция демонстративно применяла насилие – как утверждалось, ради укрепления власти, тогда как к насилию взывали Сартр и Фанон как к пути к освобождению – единственному способу перестать быть жертвой насилия, тотального охвата себя властью государства, несправедливого общества и т.д.

Поскольку власть и насилие переплелись до неразличения, и власть привычно интерпретируется (едва ли не отождествляясь) через насилие, в чем согласны, по крайней мере на первый взгляд, едва ли не все – от Гоббса до Маркса и Вебера – то для Арендт принципиальным становится сделать «шаг назад», добиваясь различения этих понятий. Переплетенность «власти» и «насилия» Арендт интерпретирует как производное от того, что для размышляющих о «власти» основным феноменом, находящимся перед внутренним взором, оказывается «власть государства», а государство в своем существовании тесно связано с насилием. Однако достаточно примеров другого рода власти, чтобы убедиться, что эта связка не является самоочевидной – власть присутствует, например, в семье – в отношении родителей к детям, но семейное насилие мы вряд ли сочтем нормой семейных отношений, тем более предполагая, что всякая семейная власть опирается на возможность одних применить насилие по отношению к другим; епископ ранней христианской церкви, например, в III веке от Рождества Христова, обладает властью над своей паствой (властью, данной ему от Бога), но при этом не может использовать насилие – чем он может угрожать своей пастве в случае ее неповиновения, это добровольным оставлением епископского престола, что интерпретировать как насилие вряд ли возможно даже в самом расширительном смысле. Власть, в понимании Арендт, это «человеческая способность не просто действовать, а действовать согласованно» (стр. 52), тогда как насилие «отличается инструментальным характером. Феноменологически оно близко к мощи (strength), поскольку орудия насилия, подобно всем другим орудиям, создаются и используются с целью умножения естественной мощи» (стр. 54).

То, что государство так часто прибегает к насилию – следствие того, что власть государственная – слаба, чем сильнее власть, тем меньше нужды в насилии:

«Власть и насилие противоположны; абсолютное владычество одного из членов пары означает отсутствие другого. Насилие появляется там, где власть оказывается под угрозой, но, предоставленное собственному ходу, оно приводит к исчезновению власти. Отсюда следует, что неверно мыслить противоположность насилия как ненасилие; [противоположностью насилия является власть, поэтому] говорить о ненасильственной власти фактически тавтологично. Насилие способно разрушить власть; оно совершенно не способно ее создать» (стр. 66).

Проблема не в том, что насилие принципиально не допустимо – напротив, нередко оно может оказаться единственным имеющимся ответом, непосредственным действием, например, способным восстановить справедливость, реакцией на нарушение нормы, когда нет возможности отреагировать иначе – или когда иная реакция окажется слишком удаленной во времени от нарушения, чтобы быть способной восстановить порядок (который необходим здесь и сейчас). То, что оказывается для Арендт ключевым – это угроза превращения насилия из средства (действующего тогда, когда недостаточно власти) в самоценное – насилие, как долженствующее привести к освобождению, вывести из «предыстории» и т.д.: именно потому она считает нужным столь подробно остановиться на взглядах Сартра, столь популярного в 1968 г., противопоставляя ему Маркса, писавшего о насилии как о «повивальной бабке истории», «родовых муках» – насилие для Маркса, в отличие от Сартра, это то, чем сопровождается рождение нового, но не то, что приводит к этому рождению – подобно тому, как было бы странно считать повивальную бабку или родовые муки причиной рождения ребенка.

Насилие, завладевающее публичной сферой, оказывается производным от слабости власти – и при этом, что куда более важно, не дает ей усилиться (в этом смысле тиран обладает наименьшей властью – только над небольшим кругом своих подручных и подельников, тех, кто применяет/угрожает применением насилия по отношению к остальным – те же не «в его власти»). Однако слабость власти связана с тем, что «общие интересы» предполагают время (можно вспомнить переинтерпретацию «общественного договора», осуществленную Берком), «возможность рассуждать в категориях долгосрочного интереса», но для этого необходимо, чтобы существовало/было образовано то «нечто», которому эти интересы могут принадлежать. В противном же случае «ожидать от людей, не имеющих ни малейшего понятия о том, что такое res publica, общая вещь, чтобы в вопросах интереса они вели ненасильственно и рассуждали рационально, было бы и нереалистично, и неразумно» (стр. 92).

Примечания:


[1] В 1995 вышли в свет «Истоки тоталитаризма» (в переводе с англ. под ред. М.С. Ковалевой и Д.М. Носова), в 2000 петербургское изд-во «Алетейя» опубликовало «Vita activа или о деятельной жизни» в переводе-конструкции В. Бибихина, в 2003 Московская школа политических исследований издала очерки Арендт в переводах с англ. и нем. Г. Дашевского и Б. Дубина «Люди в темные времена». Рубежным годом стал, пожалуй, 2008, когда одновременно вышел сборник эссе «Скрытая традиция» (пер. с англ. и нем. Т. Набатниковой, А. Шибаровой и Н. Мовиной. – М.: Текст) и наиболее известная книга Арендт, переработанная ею из очерков, публиковавшихся в New Yorker’е, «Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме» (пер. с англ. С. Кастальского и Н. Рудницкой. – М.: Европа).

[2] (a) Между прошлым и будущим / Пер. с англ. и нем. Д. Арансона. – М.: ИИГ; (b) Вальтер Беньямин. 1892 – 1940 / Пер. с англ. Б. Дубина. – М.: Grundisse; (c) О насилии / Пер. с англ. Г. Дашевского. – М.: Новое издательство.

[3] В переводе Д. Аронсона она вышла в сборнике «Между прошлым и будущим» (ИИГ, 2014), а в переводе Д. Носова была опубликована в «Вопросах философии»

[4] О революции / Пер. с англ. И. Косича. – М.: Европа, 2011.

[5] К «Vita activa или о деятельной жизни», перевод которой вышел еще в 2000 году, прошедши тогда довольно незаметно, за последние годы добавились два ключевых текста: (a) Жизнь ума / Пер. с англ. А.В. Говорунова. – СПб.: Наука, 2013 и (b) Лекции по политической философии Канта / Пер. с англ. А.А. Глухова. – СПб.: Наука, 2012. В 2013 в Изд-ве Института Гайдара (ИИГ) вышел сборник поздних текстов Арендт «Ответственность и суждения» (пер. с англ. Д. Аронсона, С. Бардиной, Р. Гуляева), прекрасно дополняющий и оттеняющий «Жизнь ума» и «Лекции…» (выступающие в качестве своего рода III-го тома «Жизни ума»).

       
Print version Распечатать