Нобелевка погубит

Слава Богу, быстро закрыли дежурство по нобелевке местные и зарубежные СМИ, очень слаженно переписав своими словами информацию новостных лент, сдобрив ее парой-тройкой комментариев. Впрочем, нынешняя премия побила все рекорды неожиданности имен лауреатов. И речь идет не только о президента США Бараке Обаме, неожиданно ставшем лауреатом Нобелевской премии мира, но и лауреате Нобелевской премии по литературе – Герте Мюллер, чье имя ни по каким раскладам, прогнозам, гаданиям на гуглях и гуглевских трендах не входило в число фаворитов. Тем резче грамотно устроенный шок, поразивший аудиторию и саму виновницу торжества. Петер Энглунд, секретарь Нобелевского комитета, поясняя нынешний выбор имени достойнейшего литератора, сказал, что, наверное, самое важное: удивительная точность языка; слово, способное заставить читателя испытать, что значит быть национальным меньшинством, жить в тоталитарном государстве…

Однако, шок проходит, а факты остаются. И оказывается, что никого более достойного Нобелевский комитет удостоить премии и не мог. Герта Мюллер уже является обладателем двадцати с лишним европейских наград. Европейским литературным сообществом отмечены ее романы, эссе, рассказы, стихи. Мюллер сравнительно молода. Он родилась в 1953 году, в Румынии. «Швабский мир Баната». Равнины, степь, песок, холмы, невысокие горы – это места ее детства. Так и слог Мюллер суховатый, обезвоженный, но в то же время полный жизни. И в этом смысле он похож на воздух ее Родины, который какой-то странный – будто высушенный и в то же время влажный. Ее собственный «ужас» начинается в детстве, он живет с ней в одном доме и связан с отцом, который состоял в SS. Собственное отщепенство осознается ею почти сразу, как только стала себя понимать. А через него – вся жуть XX века с его сменой гонителей и жертв. Немцы в Румынии стали играть ту роль, которую в Гремании играли евреи. Затравленным меньшинством. Смотришь на ранние фотографии Мюллер и видишь: загнанный зверь. Причем эта загнанность видна отовсюду, негде спрятаться, кругом выжженная земля. В тылу враги – домашние. Кругом – «режим Чаушеску». Поначалу внешнее благополучие – все-таки успела окончить университет в Тимишоаре, отделение романской и германской филологии. Затем работала учителем, переводчицей на фабрике, воспитательницей в детском саду. После отказа сотрудничать с КГБ Чаушеску работу потеряла совсем. Такая «кривая» биография, впрочем, похожа на биографии многих диссидентов СССР. «Память», «диктатура», «репрессии», «диссидентство» - это все темы Герты, но не ее лексика. Пусть она филолог, пусть с самого детства «колдует» словами, но она не из литературы, ей сложно найти аналоги, подобрать традицию, образцы. “Литературе я ни полслова не должна. Все слова я должна самой себе”.

Одна из ее ранних повестей «Herztier», звучащая на английском как «The Land of Green Plums». Университет. Женское общежитие. Лола, девушка из глухой деревни, непривычная к городской жизни, приехала учить русский. Но и в городе все та же бедность и тоска по вещам и косметике, памятная нам по недавнему общему коммунистическому прошлому, общей «Валгалле», где все мы вместе «щелкали орехи».

У Лолы не сладилось в городской обстановке. Сначала ее изнасиловали, и потом она повесилась на ремне. Посмертно ее исключают из партии, за теми, кто с ней вместе жил, начинается изматывающая слежка. В финале рассказчица, прощаясь с университетом, собирает вещи и находит в своей кровати намертво пришитое к простыне окровавленное свиное ухо. Такое вот прощание.

Это жуткий рассказ. Филеры постоянно воруют зеленые сливы. Все население страны ест недозревшие сливы. Эти сливы ,как в каком-то безумном фэнтэзи, повсюду. Они превращаются в яд, отраву. Это сливовая белена, которой объелись все потерявшие разум в политическом кошмаре.

О чем бы Герта ни писала, она пишет о себе. Так и здесь. В отличие от подруги Лолы, автор, правда, находит в себе силы жить дальше и уезжает в Германию. С ее отъездом, отъездом друзей навсегда прерывается двухсотлетняя история немцев в маленькой части Восточной Европы.

На прощание повествователь вспоминает своего приятеля Курта, инженера на скотобойне. Он рассказывал о распорядке и правилах, о том, что рабочий день завершался обычно коллективным распитием теплой крови животных, забитых днем. На закуску - требуха и мозги, а прочее тащили домой. Ничего не пропадало зря. Хвосты и конечности шли в ход тоже. Их употребляли в хозяйстве и домашнем обиходе, делали пробки, детские игрушки и что-то еще.

От мюллеровских описаний некуда деться. Герта – дятел, долбящий кору. Она – одержимая, ее ничем нельзя отвлечь. Но дело тут не столько в сюжетах, описаниях. Все вроде бы отчасти знакомо. И Кафка, и Майринк, да и послевоенные немцы-конкретисты Гомрингер, Мон, Рюм, собиравший документальные «сонеты» из газетных вырезок – по отдельности многое угадывается. Но все равно у Герты есть то, что не «ловится» обычным способом. И эта хитрая штука – абсолютно неповторимое мюллеровское слово. Переводчики точно передавали смысл, используемых ею слов, но убивали язык. Англичане (особенная удача - Мишель Хоффман) отточены, гладки, но они сделаны из другого языкового теста. И это чувствуется.

Мюллер заново собирает речь – из песка, кусков асфальта – язык, на котором еще не писали и не разговаривали. У Мюллер один сюжет, одна тема – затравленная, искореженная человеческая жизнь. И хоть из Румынии она с мужем Рихардом Вагнером уехала в 1987-м году, за два года до падения коммунистического режима, настоящая Румыния ее молодости навсегда осталась с ней. «Все свое ношу с собой» - так называется ее последний текст - Atemschaukel (Everything I Possess I Carry With Me). «Когда читаешь, перехватывает дыхание» - так представил этот текст Энглунд.

Мюллер известна на Западе. А вот в России – совсем нет . Так что нобелевская новость – это сюрприз скорее для русской улицы, на которой ее эссе мелькнуло всего лишь один раз в 2005 году в «Иностранке» с комментарием Марка Белорусца. Местные журналисты все глубинные сведения о Мюллер почерпнули именно отсюда, бросая хлесткие словечки, например «Тоталитарно одаренная». Не исключено, что Марк Белорусец, в недавние времена подготовивший перевод Пауля Целана, сыграет новую «фугу смерти» и погубит Мюллер. По крайней мере, ближайший октябрьский номер «Иностранки» посвящен 20-летию падения Берлинской стены, а в нем уже анонсирована статья Герты Мюллер. «В молчании мы неприятны, а когда заговорим – смешны», «глубина молчания ассоциируется здесь с тяжелой и рыхлой землей, а поверхностность речи – с ровным и гладким асфальтом». Нам остается гадать, какой она выйдет, русская Герта Мюллер.

А для тех, кто подступится к ней, самое интригующее и самое недостижимое – сохранить начинку и «оболочку чужой речи».

       
Print version Распечатать