Непродуктивное насилие

От редакции. В прошлое воскресенье, 21 ноября, оппозиционный политик Борис Немцов опубликовал в блоге "Эхо Москвы" список лиц, которые, по его мнению, несут ответственность за удушение гражданских прав и свобод и Конституции в РФ. Этот выпад тем самым стал ярчайшим примером того языка вражды, о котором Русский журнал говорил всю прочую неделю, а также того, что нам срочно требуется новая политкорректность. Ведь все эти списки и указания на кого-то как на врагов не приносят пользу никому. Проблему насилия, вражды и политкорректности комментирует для РЖ Михаил Ремизов.

* * *

В самой публикации очередного списка врагов, в списках неприязни или списках ненависти ничего необычного нет. Я думаю, каждый политик и политизированный гражданин может составить свои собственные списки. Событие, на мой взгляд, заключается не в самом моменте публикации, но в другом – в смене адресата.

Еще недавно Немцов требовал отставки Суркова, прямо или косвенно апеллируя к Медведеву. Это, в общем, не давало особого эффекта. В том числе, по причине того, что в этих апелляциях были очень явные двусмысленности.

Первая двусмысленность состоит в том, что Немцов и некоторые другие политики и публицисты из протестных либералов говорили примерно следующее: уберите Суркова, чтобы прогнивший режим поскорее рухнул, – обращаясь при этом к человеку, который стоит на вершине этого прогнившего режима – к Президенту. В общем, рекомендация, конечно, соблазнительная для кого угодно, но только не для того, к кому она обращена.

Вторая двусмысленность состоит в том, что главное обвинение, которое звучало – создание молодежек. Но этот процесс шел или, по крайней мере, начинался в период, когда действующий президент был главой администрации, и для него вряд ли удобно теперь, задним числом превращать это в повод для политических чисток.

Видимо, ощущая эти противоречия, Немцов стал апеллировать к внешнему адресату – США и другим западным странам с тем, чтобы они сделали перечисленных им «врагов демократии» фигурами нон-грата. Это сделало его требования не то чтобы более эффективными, но, по меньшей мере, менее противоречивыми. Потому что и США, и Великобритания иногда любят применять меры дипломатического остракизма. Кроме того, темы, которые затронуты в блоге Немцова – и процесс над Ходорковским, и захват активов Юкоса, и выборный процесс, и молодежные движения – все это очевидные аллергены для западных столиц. Но, тем не менее, шансы на реализацию этих предложений невелики.

Если представить себе, что те или иные ключевые для действующей системы фигуры – и прежде всего, сам Путин, – действительно стали бы персонами нон грата на Западе, это изменило бы политическую ситуацию в России. Причем не в благоприятную для Запада сторону. Помните, как Путин говорил – не надо никого загонять в угол. Когда человеку «некуда бежать», он борется. Со всеми вытекающими последствиями. Думаю, на Западе это понимают, но главное, у адресатов Бориса Ефимовича просто нет резонов включать столь жесткие и рискованные сценарии, для них здесь все и так идет неплохо.

Та политическая корректность, о которой говорит Глеб Павловский, насколько я понимаю, представляет собой соблюдение определенного речевого политического этикета при обсуждении сложных, конфликтных проблем. Против такой политкорректности у меня нет категорических выражений. Но я не думаю, что Немцову следует инкриминировать «язык вражды». Скорее, он осуществляет подмену политической вражды – личной враждой. Это действительно, как ни парадоксально, создает эффект деполитизации, когда все лезут в политику со своим списком личных врагов, которые мешают им делать карьеру или которые их когда-то обидели. Эта замена политического языка вражды языком личной вражды действительно означает деградацию политического пространства. Если из политического языка вражды (при том, что он действительно должен быть обработан напильником этикета) может рождаться политика, то из личной вражды, выплеснутой в публичное поле, ничего, кроме склоки или разборки с битами и с арматурой, не рождается. Это часть той патологической ситуации, когда публичное пространство оказывается переполнено личными историями, происходит «приватизация» публичной политики.

Не случайно какие-либо идейно-политические мотивы оппозиции в данном случае просто отсутствуют. Все те претензии по сворачиванию демократии, которые могут быть предъявлены сегодняшним власть предержащим, берут исток не в путинское время, а во время ельцинское, в звездный час кампании 1996-го года, когда бóльшая часть нынешней оппозиционно-либеральной когорты была у руля. Именно тогда в России олигархия решила покончить с демократией. То же самое касается и социально-экономического курса. За минувшее десятилетие идеологами социально-экономического развития были в значительной степени продолжатели той самой команды младореформаторов. Даже штамп «воровское полицейское государство», которым описывает «путинскую Россию» Немцов, к России 90-х приклеивается с тем же успехом, с той только разницей, что полицейским тогда хуже платили. Соответственно, и лояльность их была ниже.

       
Print version Распечатать