В дискурсивном цунами «рассказов о модернизации», запущенном статьей Президента, пока находится не очень много места для обсуждения связи данного общественного состояния с такой социальной характеристикой, как оформление государственности развивающегося общества в виде национального государства. И это странно, поскольку достаточно очевидным является тот факт, что в развитом мире нет иных форм государственности, которые бы сильно отличались от того, что там обозначают термином «nation-state». К тому же данная дискурсивная струя должна бы быть поддержана таким событием, как последний съезд «Единой России», где в центр будущей идеологии партии власти была таки положена концепция нации.

Учитывая малый дискурсивный объем по данному направлению, где в последнее время хоть как-то заметна лишь активность соответствующей группы в самой «Единой России», да публикации главы «Института национальной стратегии» Михаила Ремизова, напрашивается вывод, что до части нашего правящего класса идея необходимости построения в стране национального государства потихонечку доходит в виде каких-то невербальных обобщений повседневной политической практики. И хорошо, что хоть так.

Среди множества интерпретаций значения слова «модернизация», выброшенных различными смыслопроизводителями в российское медиа-поле, начинает получать свое признание трактовка, восходящая к идее Бориса Капустина о том, что модернизация – это не что иное, как искусство жить в Современности. Это заставляет людей обратить внимание на то, что же из себя представляют общества Современности/Модерна по своим основным качественным характеристикам. Что же это делает данное социальное время таким особенным, что общество вынужденно постоянно себя напрягать в модернизирующем усилии, чтобы в нем оставаться.

Личные переживания индивидом Современности могут быть переданы следующей цитатой: «Козеллек в рамках своих исследований истории понятий охарактеризовал сознание времени, свойственное модерну, через возрастающее различие между «пространством опыта» и «горизонтом ожидания» … На место опыта предшествующих поколений приходит опыт прогресса, который придает горизонту ожидания, до тех пор прочно привязанному к прошлому, «исторически новое качество постоянной погруженности в утопию»».

Другими словами, каждый человек вдруг начинает понимать, что советы старших и опытных товарищей потеряли свою полезность в плане достижения им личного успеха, что те новые моменты, которые появляются в жизни, делают опыт старших неактуальным. И если тут задуматься над тем, что же именно делает опыт предков бесполезным при принятии решений их потомками, то можно прийти к достаточно однозначному выводу об основной причине подобной девалоризации традиционного опыта – о порождаемой миром различного рода новизне, которую людям приходится учитывать при выработке решений в современных условиях.

Здесь следует обратить внимание на то, что феномен «генерация новизны» не дает возможности себя рутинизировать, т.е. создать какие-то постоянные социальные формы, способные поддержать бессбойное функционирование общества в новых условиях – поскольку обязательно появится опять что-то новое, ранее неизвестное, что потребует нового усилия социума по адаптации к себе. Иными словами социальная система в постоянном потоке новизны должна так же постоянно меняться, самоактуализироваться в новых условиях. Именно этот момент лежит в основе указанной выше интерпретации термина «модернизация» по Капустину.

Кстати, имеет смысл также отметить, что развивая данный подход, отечественный философ Вадим Межуев обратил внимание на то, что никто в развитых странах не называет свое состояние в Современности модернизацией. Данный термин резервируется интеллектуалами стран Модерна лишь для определения первоначальной трансформации общества, его переходу из Традиции в Современность. Вследствие этого он предложил использовать для существования в Современности термин «развитие».

В принципе имело бы смысл придерживаться такой конвенции, чтобы избежать дискурсивной ловушки «второй свежести», расставленной для российского общественного сознания «друзьями нашими лепшими». Однако, чтобы остаться привязанным к имеющейся разметке смыслового поля я пока буду продолжать использовать термин «модернизация», имея в виду под ним именно что «развитие», именно те усилия, которые развитые общества оказываются обязанными совершать для своей постоянной самоактуализации в Современности.

Далее, если приглядеться к особенностям взаимодействия социальной системы с потоком новизны, то мы можем выделить следующие необходимые свойства интеллектуальной среды общества, позволяющие ему быть современным.

Во-первых, это интеллектуальная чувствительность, ибо общество должно уметь фиксировать возникающие социальные напряжения или свои новые потребности на достаточно ранних стадиях, чтобы иметь время для продумывания наилучшего ответа на несомый подобной новизной вызов.

Во-вторых, это интеллектуальная свобода, ибо оптимальный ответ на вызов может быть крайне асимметричным, и лежать в плоскости, где его найти поначалу никто не ожидает.

В-третьих, это определенная общественная толерантность к интеллектуальным меньшинствам, ибо каждая новая технология, которая со временем становится доминирующей в обществе в силу своей полезности для большинства, поначалу принадлежит лишь очень незначительному меньшинству. Ликвидация же подобного меньшинства непонимающим его большинством на данном этапе лишит подобную технологию перспектив развития.

В-четвертых, это общая установка людей на понимание друг друга, позволяющая наладить процедуры конструктивной критики предлагаемых решений, что является очень нетривиальной задачей в силу обычной несводимости друг к другу смысловых полей, в которых творят разные группы интеллектуалов.

Поименованные выше качества социальной среды (свобода, толерантность к меньшинствам, установка на понимание) имеют своим следствием понижение статуса такого направленного на охрану общественной целостности фактора, как насилие, что заставляет общества, желающие иметь у себя адекватную интеллектуальную среду, искать ему замену – ведь сохранение своей целостности – это вмененный базовый мотив любого социума. Практическое решение было найдено на путях усиления значимости общественной делиберации – способности социальных агентов общественной системы находить согласие, идти на компромиссы, согласовывать интересы, искать взаимную выгоду для всех участников событий – в общем всячески добровольно увеличивать общее благо всех членов социума.

Это в свою очередь требует обратить внимание, во-первых, на воспитание в социальных агентах установки на переговоры, и, во-вторых, на развитость общего коммуникационного пространства, чтобы агенты могли бы понимать друг друга в поисках взаимоприемлемого варианта взаимодействия. Найденным развитыми обществами решением по повышению возможностей делиберации, которое позволяет удовлетворить всем обозначенным выше требованиям, стало создание и поддержание в актуальном состоянии общей политической мета-идентичность страны – нации. Отсюда и пришла национальная форма государственности в качестве необходимого условия для эффективного существования социальных организмов в условиях Современности.

Интересно отметить, что скопированная Россией государственная форма СССР была выдвинута большевиками именно в качестве альтернативной «пролетарской» формы государственности Модерна. Существенным отличием данной формы явилось то, что делиберация в ее рамках осталась второстепенным и подчиненным способом улаживания конфликтов по сравнению с насилием (или угрозой насилия).

Обобщая накопленный 70-ти годами ее существования опыт, можно отчеркнуть, что, во-первых, как бы не старались в том лидеры СССР, экономическая и социальная система Советского Союза оказались невосприимчивыми к новому, и, за исключением некоторых направлений, СССР лишь догонял и копировал Запад.

Во-вторых, в политическом плане лидеры страны со временем пошли «на отступную», начав вводить в политический и социальный оборот категорию «советский народ», что есть нации.

В-третьих, пока основной массой управленцев в СССР были люди дореволюционной выучки, СССР часто находил очень интересные ответы на возникавшие перед ним вызовы, и иногда даже мог себе позволить разрабатывать и внедрять передовые социальные практики, отсутствовавшие в то время в мире. Когда у руля СССР оказались люди, воспитанные людьми дореволюционной выучки, СССР уже не выдвигал новых идей, а чах на ранее избранном пути, не поступаясь принципами. При этом он все же по мере необходимости мог решать возникающие текущие проблемы. А когда к управлению страной дорвались чисто советские по выучке люди, то они уже просто не могли справляться с возникавшими перед страной проблемами, чем довели ее до краха.