Любви не хватает

8 июня с.г. на конференции "Новый политический национализм" организация "Великая Россия", Движение против нелегальной иммиграции, Русское общественное движение и движение "НАРОД" подписали пакт о взаимодействии. Сам факт такого объединения свидетельствует о том, что русские националисты верят в будущее. Более того, они верят в свое будущее. Новых политических националистов мало заботит прошлое. Им претит настоящее. Их неудержимо манит будущее. Они заняты тем, чего в данный момент времени вообще не существует - русской политической нацией.

Националисты оказываются одной из немногих в сегодняшнем ландшафте сил с развитым политическим воображением. Националистическая политика является воображаемой политикой. Поэтому она недоступна для либеральных "разоблачений", берущихся расписывать ужасы "пещерной ксенофобии". Новый политический национализм лишь готовится родиться. В России нет рыночного, технократического, умеренного национализма. Участники пакта 8 июня утверждают, что его можно создать. Тем самым предполагается, что реальный политический национализм может быть только либеральным. Именно либеральные ценности наполняют плотью воображаемые очертания русской политической нации.

Такой национализм не предназначен для гопников с окраин, бюрократических держиморд, православно-монархической "интеллигенции" или люмпен-пролетариев. Они его не поймут и не поддержат. Такой национализм предназначен для среднего класса, которого в России тоже пока нет. Новый политический национализм обращается к тем, кого нет, и говорит о том, чего нет. То есть он учиться эксплуатировать свою нереальность, управлять воображаемым. Если нация - это средний класс, то новые националисты хотят быть менеджерами этого класса. Средний класс будет владеть нацией, а националисты будут распоряжаться ею. И никаких рассуждений об особом пути, всемирно-исторической миссии и прочей архаике.

В воображении новых националистов политика фактически совпадает с менеджментом. Вся страна становится одной большой фирмой, "акционерами" которой являются граждане. Из теоретического конструкта, обеспечивающего и обосновывающего государственный суверенитет, нации превращаются в особый вид символического капитала, обеспечивающий конкурентные преимущества в международном разделении труда. Постепенно становится ясно, что современные нации - это капиталистические предприятия. Не больше, но и не меньше.

Самопрезентация наций осуществляется в форме брендов. Слабость национального самознания совпадает с эффектом неудачного брендинга. Развитие национального самосознания может быть представлено в терминах рекламной кампании по продвижению определенного продукта на рынок. Неудачный брендинг отбрасывает нации-неудачники на обочину исторического процесса. Этнические конфликты преобразуется в конфликты между цивилизованными нациями, активно участвующими в истории, и нецивилизованными, которые выпали из истории и лишены будущего.

Нации-маргиналы демонстрируют комплекс ущербности, у их представителей преобладает провинциальное сознание, пронизанное завистью. Оградить цивилизованную русскую нацию от этих злобных завистников и берутся новые националисты. Заняться политикой их заставляет угроза собственности на бренд, на имя русской нации. Не расплывчатое и неопределенное чувство тревоги, а ясная и отчетливая угроза существованию. Националисты утверждают, что это наш общий страх , угроза нашему общему достоянию и жизни, которые мы полагаем настолько реальными, что готовы тратить время и силы на очевидно бесплодные споры и дискуссии. Подлинность угрозы должна удостоверяться подлинностью страха за себя. Получается, что каждый, кто боится за себя и свою собственность, не может не быть националистом. Новый политический национализм хочет быть движением ради эгоистов-приобретателей, для них и за них. Его место на политической карте, таким образом, задается эксплуатацией ощущения возможной или действительной утраты некоторого достояния.

Образ, который предлагают нам новые политические националисты, выглядит примерно так. Нацию создает страх. Нации - это сообщества страха. Испытывая страх по поводу размывания нашей национальной принадлежности, мы извлекаем из него знание о самих себе. Приобщаясь к некоторой нации, я становлюсь сам не свой. Мы хотим быть русскими, французами, американцами, потому что это избавляет нас от одиночества. Моя личность уже не может быть определена только из моих индивидуальных качеств. Раз приобщившись к определенной нации, я боюсь утратить сознание этой приобщенности, поскольку тогда будет нанесен удар по моей целостности и полноте.

Страх, рождающий нацию, имеет своим источником вовсе не противопоставление между своим и чужим. Этот страх коренится в воображаемой противоположности между полным, самосознающим бытием и бытием ущербным, бессознательным. Страх - это самосознание нации. Страх формирует идентичность. Национальные идентичности - это массовые сгущения страха. Главный опыт самотождественности задается отличием между страхом за самого себя (боязнью смерти) и страхом за другого (боязнью потери). Смерть, то есть утрата самого себя, абсолютно неисправима. Потеря, то есть утрата другого, может быть восполнена. Страх смерти является первичным условием индивидуальной уникальности. Каждый человек - это, помимо прочего, его смерть. Это определение явным образом негативно. Стремясь преодолеть его негативный, отрицательный характер, он может выдумать и действительно выдумывает себе историю, содержание, события. Знание конечности подстегивает социальное воображение. Страх - это подтверждение идентичности.

Страх потерять идентичность создает и мораль. Мораль - это эффект страха. В зависимости от того, чего страшится человек, мы познаем то, что он почитает. Если между достаточно большим числом людей обнаруживается сходство в предметах их страха, мы говорим об объединяющей их морали. Мораль оказывается способом принять свой страх в качестве основания для надлежащего, правильного, достойного поведения. Известны и многочисленны случаи отступления от достойного поведения. Однако такое отступление, если оно не вызвано другим, столь же серьезным страхом, всегда порицается. Поведение, следующие требованиям морали становится единственным способом обретения истории. Быть националистом оказывается не только выгодно, но и морально.

Нужно ли критиковать новый политический национализм? Нужно ли критиковать национализм вообще? Конечно нет. Национализм разрушает сам себя, потому что он слишком рационален и сознателен. Националисты - это последние картезианцы. В представлении националистов не существует общества. Люди не могут взаимодействовать непосредственно. Они всегда должны делать это через призму конструируемого ими представления о нации. Общаясь между собой, мы делаем постоянно возрастающие «инвестиции» в развитие общего понимания того, что происходит между нами. Но возможность такого понимания нам уже навязана, от нас зависит лишь распространение ее на всю действительность. Понимание воплощается в действительности благодаря соблюдению правил интерпретации всего и вся через национальное. Если мы соблюдаем правила, мы понимаем друг друга. Националисты хотят уверить нас в том, что мы можем понять друг друга и самих себя, только признав свою национальность.

Проблема, однако, заключается в том, что мы не знаем с абсолютной точностью, что следуем одним и тем же правилам. Наши "кодексы", наши представления о нации, наши страхи еще нуждаются в сравнении. Причем это справедливо даже в том случае, если мы говорим на одном и том же языке, живем в одной и той стране, принадлежим одному и тому же времени. Наш партнер по социальному взаимодействию может не выполнить свои обязательства просто потому, что не будет знать об их существовании. И чем сложнее и деликатнее возникшая ситуация, тем больше вероятность того, что мощности словаря коллективной ответственности, основанного на концепте нации, может не хватить для ее урегулирования.

Логика рациональных требований националистов недействительна в случае любви или дружбы. Любовь и дружба не возникают по национальному признаку и не прекращаются из-за его нарушения. Они предполагают отпускание самого себя в неизвестность, то есть некоторое действие "от первого лица", которое нельзя поручить или передать никому другому. Речь здесь идет уже не о нашей ответственности как представителей определенной нации, а о личной ответственности человека как любящего или друга. Личную ответственность, очевидно, нельзя ни передать другому, ни разделить с другим. Любит или дружит не русский или эстонец, а именно конкретный человек, который постоянно должен возобновлять исполняемое действие в его безусловной приоритетности. Любовь или дружба существуют только в настоящем. Их нельзя вообразить так, как можно вообразить нацию. Любовь и дружба невоображаемы.

Формой исполнения любви или дружбы является долг. Долг всегда исполняется здесь и сейчас, либо не исполняется вовсе. Любовь или дружба не требуют проведения конференций для подтверждения своего существования. Нет и не может быть никаких инстанций, регламентирующих необходимость следования долгу. Скорее напротив, исполняя долг индивид обнаруживает недостаточность или неуместность каких бы то ни было правил. Долг не подчиняется правилам и не следует им. Долг следует лишь самому себе и это "самостояние" долга называется верностью. Я верен любви и дружбе, потому что верен самому себе. Будучи верен самому себе, я уже не могу быть верен нации. Националист боится, любящий верит.

Убеждения, с легкостью обменивающиеся на слова, вызывают мало доверия. Индивид, следующий долгу, не сообразует свои действия с перспективой их возможной оценки со стороны других людей и поэтому не ведет никакой политики, связанной с желанием и возможностью воздействовать на других людей. Такой человек принципиально аполитичен прежде всего потому, что своим поведением он обнаруживает радикальную недостаточность любых инструментов артикуляции смыслов. Но именно это и образует ядро человеческого существования, о котором ничего не могут сказать ни националисты, ни кто бы то ни было еще. Те, кто просто исполняет свой долг, не испытывают растерянности и страха, поскольку они делают это безотчетно. Верность долгу не требует рефлексии и даже противостоит ей.

       
Print version Распечатать