Лимб Лемберского

Первой мыслью было назвать эту рецензию «Секс, драгс и рок-н-ролл по обе стороны рая». Буквально на каждой странице этой книжки герои попадают в различные комбинации из Камасутры, прерываясь именно на прослушивание музыки или алко- и нарко-трипы. Однако книга гораздо глубже внешних событий, в ней происходящих. Ольга Балла уже отмечала[1], что герои Лемберского – это эмигранты с содранной кожей. Это очень точное наблюдение, правда, обычно на этих героях нет не только кожи, но и одежды.

Иногда одежда на них есть, но какая-то неправильная, странная, как, например, белые джинсы зимой в Советском Союзе, или костюм Медузы Горгоны на мужчине во время вечеринки на Хэллоуин. Зачем это нужно автору, какой в этом смысл? Осмелимся предположить, что герои Лемберского – это голые души на границе ада и рая. Это действующие лица той исторической драмы, которая увязывала две сверхдержавы с местами посмертного обитания душ.

Представление о СССР как об аде, о США как о рае, широко распространённое в конце 1970-х – начале 1990-х, нивелируется у Лемберского тем, что и там и там люди занимаются одним и тем же, более того, это одни и те же люди. По сути дела перед нами – персональный лимб Лемберского, то есть область, созданная для великих, но не крещёных людей, говоря обобщённо. Это промежуточная зона, лимитроф, пространство диалога культур, описанная с добротой Толстого и безжалостностью Чехова. В лимбе Лемберского живут творческие люди – фотограф Диана, ставшая порноактрисой, диджей-совладелец галереи, «свободный художник», работающий в ювелирном, славистка Марша, художница Хулиетта, учитель дзен Арджуна и другие не менее любопытные личности.

Все они так или иначе знакомы между собой, ходят одними и теми же тропами, любят одних и тех же женщин или мужчин, и вообще «В пятьсот весёлом эшелоне» хорошо иллюстрирует теорию шести рукопожатий, согласно которой между любыми двумя людьми, живущими на Земле, возможна цепочка из не более чем шести промежуточных знакомых. Исключение, конечно же, составляют отдалённые племена, изолированные горами или джунглями, но речь сейчас не о них, а о том, насколько Америка и Россия подобны сообщающимся сосудам, в которых бурлят идеи, люди, образы жизни, музыка, «весь этот джаз».

Один из пунктумов романа – конспирологическая идея славистки Марши Баловатски (несомненная отсылка к образу мадам Блаватской) о том, что «российские посланники 20-х и 30-х годов… в СССР не вернулись. Вместо них, принудительно оставленных в Америке, в Советскую Россию были засланы их биомеханические двойники с умышленно недолгим сроком годности…» Есенин, Маяковский, Ильф и Петров, по версии Марши, остались в США и внесли свой вклад в американскую культуру. А их двойники погибли в СССР таким хитрым образом, что никто ничего не заметил. Научная деятельность Марши как раз и заключалась в том, чтобы на основе анализа текста этих и других писателей и деятелей культуры, попавших в Америку из СССР, сделать свои выводы о писательских двойниках. Интересно, что в последний год идея о человеке и его взаимодействии с биороботами плотно перекочевала из достаточно маргинальной сферы фантастической литературы в область популярной современной прозы. Достаточно вспомнить «S.N.U.F.F.» Виктора Пелевина или «Illuminationes» Эдуарда Лимонова, чтобы понять, что Лемберский находится в центре процесса осознания новой идеи – кентаврического соединения человека и компьютера. Относя биомеханических людей в начало XX века, он пишет, тем не менее, именно о своих современниках – писателях, которых их связь с лэптопом и превращает в киборгов, механических слуг ноосферы.

Кроме того, эта странная теория Марши говорит нам о том, что в основе любого путешествия лежит потенция изменения личности человека. Любой путь – это алхимическое превращение. Тем более, путь из точки А в точку Б, о котором идёт речь в романе, архетипическое путешествие, предполагающее возможность ключевых изменений. И здесь мы подходим к философии пространства, или геопоэтике, разрабатываемой в нашей стране куратором и исследователем Игорем Сидом. Смысл проективной геопоэтики Сида как раз и состоит в том, чтобы перемещать творческих людей в семантически пустые пространства, наполняя их культурными событиями, а значит, новыми смыслами. Так Сид в течение последних 20 лет привозит в заброшенный крымский городок Керчь известных писателей и деятелей искусств, создавая, хотя бы на несколько дней, напряжённое поле культуры. Эта же идея, значимости творцов и свойственной чужим пространствам интенции их присвоения (пусть даже с помощью возврата двойников) лежит в основе озарения Марши Баловатской.

Сквозь книгу проходит лейтмотивом – то игриво, то серьёзно – отсылка к платоновской пещере, в которой, по идее автора, и сидели жители СССР. Пещера эта была наполнена артефактами культуры; выйдя из заточения, они оставили многое внутри. С достоверностью очевидца Павел Лемберский описывает то, как будущие эмигранты скупали собрания сочинений русских и зарубежных классиков и везли их в Америку, где всё это, естественно, оказывалось ненужным. Но и во время современных путешествий мы тоже берём с собой диски с фильмами и флешки с самой ценной информацией. Логика перехода из одного мира в другой предполагает, что ты берёшь – как на страшный суд – главные артефакты своей культуры, предъявляя их там как свидетельства прошлой жизни, её добропорядочности и чистоты.

Обобщающей метафорой романа становится упоминаемая в его начале и конце наспех сколоченная лесенка, по которой спускались и поднимались в вагон «пятьсот весёлого эшелона» – товарняка, вёзшего одну из семей будущих эмигрантов в эвакуацию. Эта лестница превращается, не больше и не меньше, в лестницу Иакова: «И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней». Связь между двумя мирами, причём как в ироническом смысле («два мира – два Шапиро»), так и в мистическом (ад/рай) –центральный нерв этого романа. Лесенка в вагон – это отражение знаменитой лестницы в фильме Сергея Эйзенштейна «Броненосец Потёмкин». Трагическая сцена с лестницей, которую можно трактовать в том числе и как метафору эмиграции, бегства-перехода, появляется в романе Лемберского в самом начале, когда старый парикмахер признаётся, что его дядя исполнял там «незавидную роль безногого». Таким образом оказывается, что одна из главных героинь – сбежавшая от мужа Диана, помощница Марши – внучатая племянница человека, исполнявшего секундную роль в знаменитом фильме. И мир пронизывают невидимые родственные связи, ведущие прежде всего в Одессу.

В эвакуации герои живут на сцене кинотеатра и смотрят фильмы с обратной стороны, уподобляясь таким образом обитателям платоновской пещеры. И вся наша жизнь рассматривается Лемберским как неправильно понятая, искажённая реальность, в которой единственно достоверным является тело. Ожог от утюга, полученный во время погрома, приводит одного из героев к мысли о том, что «если твой дом – твоё тело, значит, кроме тела, нет у тебя дома» и необходимости эмиграции. Такой гностический взгляд на мир ведёт к необходимости скитаний, как к выполнения нравственного долга. Герои Лемберского – странники и номады, – постоянно перемещаясь в пространстве, курсируя между городами, странами и континентами, ощущают свою геопоэтическую функцию трикстеров или даже шаманов, обеспечивающих связь между мирами.

Авторскую стратегию Лемберского при этом можно сравнить с тем, что Ирина Протопопова считает характерным для Платона: «…в корпусе его произведений нет ни одного, где речь шла бы от самого автора… – это диалоги, в которых персонажи обмениваются речами и репликами… Всячески нападая на подражание и «сокрытие автора», сам Платон как раз везде скрывает себя, поскольку его форма изложения – чистейшей воды драма, т.е. мимесис! Автор словно издевается над читателем: с одной стороны, всячески порицает подражание, с другой – только им и занимается, изображая в лицах диалоги персонажей; негодует по поводу поэзии и мифотворчества – и обильно цитирует поэтов и рассказывает мифы[2]». Всё это можно считать характерным и для Павла Лемберского, выстраивающего хор из пересекающихся, мешающих друг другу, перебивающих один другого голосов. Автор остаётся за кадром и одновременно проглядывает в каждом герое, предъявляю читателю увлекательнейшую картину лимба, в котором, согласно Данте, пребывали и Платон, и Аристотель, и другие древнегреческие философы.

Павел Лемберский. В пятьсот весёлом эшелоне. Franc-Tireur USA, 2011

Примечания:

[1] Балла Ольга. Камбала, бычки и лосось. Эмигранты – люди с содранной кожей / НГ ExLibris. 19.04.2012. URL: http://exlibris.ng.ru/lit/2012-04-19/5_emigrants.html

[2] Где Платон? Беседа Александра Морозова с Ириной Протопоповой // Русский журнал. 21.09.2011. URL: http://www.russ.ru/pole/Gde-Platon

       
Print version Распечатать