От редакции. Всю прошлую неделю крупные города Англии сотрясали волнения – толпы молодежи жгли машины, били и грабили магазины. Действительно ли в Англии настолько тяжелая социально-экономическая ситуация? В чем отличие этих волнений от расовых волнений 80-х годов? Какую роль в августовских восстаниях сыграла «культура недовольства», пестуемая в среде городской молодежи, слушающей рэп и хип-хоп? Почему произошедшие волнения можно считать пародией на консюмеризм, культивируемый современной массовой культурой? Об этом, а также о многом другом «Русский журнал» побеседовал с Дэвидом Гудхартом, основателем и бывшим главным редактором британского журнала Prospect.

Дэвид Гудхарт – британский журналист и публицист; основатель и до 2010 года главный редактор видного британского интеллектуального журнала Prospect.

* * *

Русский журнал: Мятежи, которые на прошлой недели прокатились по районам Лондона, очень напоминают расовые мятежи 80-х годов XX века – тогда стычки между полицией и молодежью из неблагополучных кварталов часто приводили к массовым волнениям и погромам. Однако судя по вашим публикациям, вы считаете, что эти волнения принципиально отличаются от тех, что были ранее. Что, по-вашему, было наиболее примечательным в этих беспорядках? Почему они столь отличны от волнений прошлых десятилетий?

Дэвид Гудхарт: Я убежден, что корни августовских волнений носят не политический и не социальный характер или как минимум данные факторы не являются определяющими. Это постполитические карнавальные волнения, волнения позеров, волнения в духе “look-at-me”, волнения взбесившихся потребителей. Можно говорить лишь о самом поверхностном, внешнем сходстве между этими волнениями и волнениями прошлых лет, действительно имевшими серьезную расовую, политическую и социально-экономическую подоплеку. Такое ощущение, что рутина нищеты и расистских унижений 30 – 40 летней давности была заботливо сохранена в культурной памяти для того, чтобы однажды стать топливом для разрушительной ярости, в основе которой не лежит ничего, кроме подросткового позерства. Это самое интересное в случившихся волнениях.

РЖ: Но почему вы так в этом уверены?

Д.Г.: Дело в том, что сегодня можно с уверенностью сказать: причины беспорядков 80-х годов по большей части ликвидированы. В наши дни британское общество куда менее склонно к расизму, и самое главное — отношения между полицией и чернокожим населением в целом нормализовались. Инцидент, в ходе которого погиб Марк Дагган, имел место в ходе так называемой операции «Трезубец», задачей которой является снижение числа преступлений в Лондоне, совершаемых жителями районов, населённых преимущественно чернокожими, с применением огнестрельного оружия. Эта операция проводится по инициативе самих чернокожих граждан Великобритании. Поставленные задачи решаются достаточно успешно. Поэтому аналогии с 80-ми поверхностны – сегодняшние беспорядки аполитичны и даже постполитичны, их участники не выдвигают требований политического характера и не ищут социальных причин своего недовольства.

РЖ: Отношения между полицией и населением наладились, расизм остался в прошлом, но были ли решены социально-экономические проблемы, о которых повсеместно говорят левые политики и комментаторы?

Д.Г.: За те десятки лет, которые прошли с злополучных восстаний 80-х, в неблагополучные районы, а также в программы социального обеспечения малоимущих было вложено колоссальное количество средств. Это именно то, чего левые и добивались — развитие инфраструктуры, строительство школ, новые льготы, соцпакеты и так далее. Поэтому нельзя говорить о том, что причиной беспорядков послужила нищета. Для тех, кто находится на нижних ступенях социальной лестницы, сегодня существует огромное количество возможностей.

РЖ:Так в чем же тогда проблема?

Д.Г.: Проблема в том, что нужно как минимум обладать желанием ими воспользоваться. И здесь как раз проблема в культуре — ведь согласно распространённым культурным стереотипам, следование правилам социума является изначально обречённым занятием. Я думаю, что здесь прослеживается влияние городской уличной культуры, уходящей своими корнями в негритянские гетто США. Но не следует думать, что носителей этой «культуры недовольства» ограничивается какой-то одной расой или даже каким-то одним социальным классом. Я говорю сейчас о худшем, что можно найти в хип-хопе и рэпе — для меня это пораженческое убеждение в том, что социальная система является закрытой и что для жителей неблагополучных районов, в частности чернокожих, все пути закрыты. Подобное убеждение в крайней степени самодеструктивно, в результате оно превращается в некое самоисполняющееся пророчество: всё, что молодёжь слышит от сверстников и от музыкантов — это то, что общество по своей сути является «лохотроном», и что антисоциальное насильственное поведение — это единственный способ защитить свою честь и достоинство. Думаю, что власти в свое время не прислушались к голосу этой культуры как следует. Но даже если они прислушаются — как можно бороться с такими явлениями в либеральном обществе? Нельзя же, в конце концов, запретить рэп —если на то пошло, на свете существует масса очень хорошей музыки, написанной в этом жанре, и вообще крайне сложно определиться с тем, как реагировать на подобные выражения недовольства, настоящего или мнимого.

РЖ: Получается, что виновата так называемая «уличная культура»? При чем не важно, к какой этнической группе относится ее носитель…

Д.Г.: Я не хотел бы акцентировать расовый характер беспорядков, хотя отмечу, что они начались в районе Лондона, в котором проживает большое количество чернокожих, и в первые дни их процент среди бунтующих был достаточно велик. К тому же формальным поводом стало убийство чернокожего — точнее, мулата. И хотя количество представителей других этнических групп среди участников беспорядков также было довольно значительным, не следует забывать о том, что культура улиц — это, в первую очередь, чёрная культура, даже если её носителями являются представители белой молодёжи. Этой уличной культуре свойственен крайний социальный нигилизм и стремление наложить руку на всё, что только можно, чего бы это ни стоило. Здесь, как поет рэппер 50 Cent, господствует философия «разбогатей или умри». Это, конечно, экстремальный случай, но именно такие этические установки проповедуются сегодняшней молодёжной культурой. Не так уж много желающих бегать по улицам с пистолетом, но многим свойственна вот эта интеллектуальная лень – это стремление казаться жертвой со стороны людей, к которым такое определение неприменимо.

РЖ: А вам не кажется, что разграбление магазинов – это пародия на «культуру потребления»? То есть тут дело не только в «уличной культуре», культивирующей недовольство, но еще и в более масштабных мейнстримных патологиях современной капиталистической культуры?

Д.Г.: Да, в этом моменте вполне можно согласиться с левыми, которые считают случившиеся погромы своего рода карикатурой на материализм и культуру потребления основной части общества. Участники беспорядков обнаружили интерес к культуре потребления и начали практиковать её довольно извращённым образом. Это был эдакий «насильственный консюмеризм» – выбивание витрин, грабежи. Это консюмеризм, в котором пропущена стадия труда, стадия созидания, это консюмеризм без усилий. Разве не это пропагандируется современной культурой? Зачем прикладывать усилия к тому, чтобы много работать, стать квалифицированным специалистом, устроиться на достойную должность с приличной зарплатой, и, в конце концов, купить всё легально? Люди хотят получить результат, не прикладывая усилий, они убеждены, что общество состоит из лузеров или из подлецов, и считают, что это убеждение оправдывает любое поведение с их стороны.

РЖ: Разве сами левые не культивируют такую же асоциальность или, как они говорят, антисистемность? Кстати, в газетах писали о том, что среди задержанных попадаются даже дочери миллионеров…

Д.Г.: У разных людей есть масса причин вести себя тем или иным образом. Все же полагаю, что дочери миллионеров останутся в меньшинстве — сама причина того, что газеты о них пишут, заключается в том, что никто не ожидал от них такого поведения. Но интеллектуалы левого толка в беспорядках действительно участвовали. Возьмём, например, такой район Лондона, как Хэкни — там проживает большое количество образованных марксистов, людей с дипломами и Ph.D., людей образованных, которые при этом являются анархистами и противниками системы. Этот район довольно сильно пострадал от беспорядков! Существует определённая прослойка левых — начиная с самых левых лейбористов и вплоть до членов старой компартии и троцкистских группировок. До развала СССР это была значимая сила. Конечно, британская компартия никогда не была такой многочисленной, как французская или итальянская, но среди британских интеллектуалов имел место довольно сильный левый уклон. После коллапса Советского Союза компартии всей Западной Европы оказались сильно дискредитированы и потеряли большое количество участников, но в Британии до сих пор немало левых. Есть группировка под названием «Классовая война», а также троцкисты из числа участников Социалистической Партии Трудящихся — они не упускают случая принять участие в заварушках. Но политически мотивированных коммунистов или анархистов старой закалки сравнительно немного, как и дочерей миллионеров. Поэтому мне интересно выяснить, что представляет собой большинство участников беспорядков. Так что я бы на вашем месте не переживал особо из-за дочек миллионеров.

РЖ: То есть речь идет о намеренном культивировании асоциальности?Асоциальности, которая по тем или иным причинам оказывается созвучна даже тем, кто, вроде бы, прекрасно интегрирован в общество и имеет все возможности?

Д.Г.: Именно. Собственно, этим данные беспорядки и удивили всех. Всегда существует некая группа подстрекателей — это люди, отличающиеся повышенной готовностью к тому, чтобы участвовать в беспорядках. Среди подстрекателей часто бывают преступники-рецидивисты, лица, выросшие в неблагополучных семьях и так далее, но о них нам обычно известно. И вдруг оказывается, что в тени существует масса людей, не склонных непосредственно к подстрекательству, но готовых воспользоваться случаем и принять участие в грабежах. Полиция, естественно, оказалась бессильна. Воскресной ночью полиция просто стояла и смотрела на то, как горят дома, как грабят магазины. Вообще правопорядок — это результат всеобщей договорённости, сродни бумажным деньгам. Очевидно, что если все члены общества, которые имеют причины для недовольства, соберутся вместе и решат объявить полиции войну, то у полиции не хватит сил с ними справиться. Этого как правило не происходит. Но тут вдруг возник второй эшелон, то есть не подстрекатели, но те, кто решил по тем или иным причинам к ним присоединиться.

РЖ: Какими могут быть политические последствия случившихся беспорядков?

Д.Г.: Последние 20 или 30 лет политический климат Великобритании характеризуется крайним либерализмом. Наш политический класс достаточно либерален экономически, а также культурно и социально, практически вне зависимости от того, какая из партий находится у власти — и за последние 20-30 лет он стал намного либеральней. В наибольшей степени это относится к тому пятнадцатилетнему периоду, когда у власти находилась партия лейбористов. Так что беспорядки являются результатом этого либерализма и одновременно испытанием его на прочность — сможет ли либеральная система справиться с недовольством в проблемных районах? Думаю, здесь уместна определённая доля скепсиса…

Сегодня Британии нужно переходить к практике «суровой любви» (tough love). Ужасное словосочетание, согласен, но сути это не меняет. В неблагополучных районах городов проживает огромное количество молодых людей, жизнь которых лишена осмысленности и порядка. Возникает вопрос, как именно либеральное общество может привнести в их жизнь эти недостающие элементы. Могу пока упомянуть лишь про какие-то отдельные моменты: например, следует учесть, что большинство участников беспорядков принадлежат к возрастной группе от 14 до 24 лет. И здесь нужно поднимать проблему распространённой в Великобритании практики исключения из школы за антисоциальное поведение. В какой-то степени данная практика является оправданной — почему из-за одного-двух человек должна страдать успеваемость двадцати пяти остальных школьников? Но я не знаю, что конкретно происходит в центрах по работе с исключёнными школьниками — насколько мне известно, их там ровным счётом ни к чему не обязывают.

Ещё один момент — необходимость более открытого взаимодействия между школами и полицией. В наиболее неблагополучных районах такая практика уже существует. Не знаю, нужно ли вводить это во всех школах, или только в некоторых, но к каждой школе следует приставить по полицейскому, который будет отслеживать уровень дисциплины и так далее.

Встает вопрос и о реформе социальной сферы — консерваторы пытались внести в неё определённые изменения, поскольку за период пребывания у власти лейбористов социальные выплаты стали слишком щедрыми. Однако пока выясняется, что урезать социальные программы не так-то просто.

Кроме того, хотя расизм по большому счету и преодолен, Великобритания все равно нуждается в новых ролевых моделях для чернокожих — чёрный средний класс, не являющийся ни малочисленным, ни малозначимым, недостаточно хорошо представлен в масс-медиа, а это необходимо для того, чтобы молодёжь не считало общество ловушкой и обманом.

РЖ: У меня большие сомнения относительно совместимости либерализма и либеральной политики с тем, что вы называете «суровой любовью»…

Д.Г.: Хорошее замечание, на которое мне нечем ответить. Есть старая поговорка о хороших родителях: хорошие родители – это те, кто дают любовь и ставят границы. Мне кажется, что большинству участников этих событий мало что известно как о границах, так и о любви, однако для государства и для государственной политики как-то повлиять на эти досадные обстоятельства достаточно трудно. И все же уже сейчас есть реальная возможность начать посылать этой публике несколько иные сигналы, отличные от тех, которые они получали до этого. Значимо уже то, что общество вздрогнуло и прислушалось к происходящему в стране. В ближайшие несколько месяцев нам предстоят непрерывные дебаты во всех средствах массовой информации на тему экономических и поведенческих причин случившегося. К чему это приведет – посмотрим.

Беседовал Дмитрий Узланер