Именем Путина

На съезде "Единой России" стало ясно, что Путин не устал от бремени власти и хочет вновь нести свой крест, то есть править Россией.

Что все это значит на взгляд археоавангардиста?

Первое. Это значит, что Путин метафизически одинок, то есть одинок до такой степени, что боится самого себя. Конечно, власть не опустошила его, но отсутствие власти может это сделать. Путин боится стать пустым, но он еще не понял, что пустота плодотворна, что она дает возможность увидеть себя таким, каким тебя замыслил бог. Однако Путин боится узнать свое имя и поэтому боится оставить власть, полагая, что это и есть его настоящее имя.

Второе. Путин боится оставить власть потому, что ее некому передать, некому оставить. У нас нет самовоспроизводящегося политического класса, нет правящей элиты. Ведь нельзя же назвать элитой всех тех случайных людей, которые объявились во власти в эпоху первоначального накопления капитала, в период криминальных революций. Проблема, видимо, состоит в том, чтобы сместить эту группу, отодвинуть ее, сделав ставку на средний класс, на инженеров, учителей и врачей. За восемь лет правления Путину этого сделать не удалось, и нет уверенности в том, что он сможет это сделать. Противостоящий Путину клан новых хозяев России настолько могуществен, что Путин не может не бояться его. Тогда же как сам Путин не страшен для них. Путин - это, к сожалению, не Сталин.

Третье. Путин не смог построить не только социальную, но и политическую машину, которая бы даже недобродетельных людей заставляла делать добро. А это значит, что наша политическая машина часто ломается, дает сбои, а иногда делает совсем не то, что она должна делать. Поэтому в правительстве нам нужны не офис-менеджеры, не бюрократы классического типа. Нам нужны герои, то есть люди, которые своими личными качествами залатывали бы дыры социальных машин. Нам нужны те, кто может пожертвовать собой, кто может действовать во имя высших ценностей. Но в России сформировался класс людей вороватых, жадных и, к несчастью, глупых. Этот класс не может ограничивать себя мистериальным действием "во имя". Никто не знает, в каком отношении Путин находится к этому классу. Хочет ли он отдать себя, как агнца, на заклание этому классу? Или он полон решимости своими личными качествами залатать огромную дыру в социальной машине России?

Четвертое. Путин - интеллигент. Он, возможно, хотел бы служить идее, если бы она у него была. Но многие из его окружения не хотят служить идее. Они хотят служить Путину. Путин - интеллигент необычный. Он не знает не только своей почвы, но и идеи, которой он служит. Поэтому многие его слова остаются словами. Ведь почва - это то, что работает в нас независимо от нас. Вот она работает в нас, и нам смешно наблюдать, как Путин с маниакальной настойчивостью клянется в своей любви к демократии, к праву, к форме. Но демократия предполагает несколько вещей, а именно: демагогию, некомпетентность и коррупцию. То есть если ты хочешь демократию, то возьми, пожалуйста, в придачу и демагогию вместе с коррупцией. Нет демократии без демагогии. Путин это, кажется, понял, иначе он не был бы так снисходительно мягок к провинившимся чиновникам и бизнесменам. Он хорошо знает, что все воруют, и надо научиться к этому относиться как к необходимому злу, как к тому, с чем нужно смириться. Вот он и смирился. В Европе научились лавировать между демагогией и некомпетентностью, но у них рациональность была впрыснута в сознание еще греками, у них была создана социальная машина, а у нас ее нет. Их учили греки, а нас - татары. Поэтому у нас есть слепая вера, и нам по-прежнему нужна правда, а не право, потому что право, как дышло, - куда повернешь, туда и вышло.

Именно в силу этого нам трудно понять, почему Путин не хочет уловить разницу между осознанными законами и неосознанными. Осознанный закон - это закон, возникший на основе живых нравов, преданий и обычаев. Неосознанный закон - это закон, принимаемый формальным законодательством и поэтому не отвечающий духу обычая, почвы. Осознанный закон растет в наших душах и затем проникает в головы законодателей; неосознанный закон падает на нас как снег на голову. Народ хочет, чтобы были осознанные законы, и не хочет неосознанных. Закон между тем существует, если люди хотят, чтобы он был. Поэтому законы в России не работают, ибо никто не хочет, чтобы они были. Разрыв между осознанными и неосознанными законами ведет к противостоянию права и законов. Носителем права является народ, гражданское общество, носителем закона - государство. Следовательно, народ и государство могут вступить в конфликт, и в этом конфликте Путин будет наверняка на стороне формального законодательства, а не на стороне народа, что, конечно, не очень хорошо. Но с этим, видимо, тоже нужно смириться. Хотя все это значит, что Путин - это еще не духовный лидер народа. Если бы он был лидером, то он бы знал, куда мы идем и что мы делаем, а он не знает, по какому пути идет Россия, и поэтому пытается нас вести по европейскому пути. В этом и состоит противоречивость его интеллигентской природы.

Пятое. Формализм Путина проявляется и в том, что он напрочь забыл смысл византийской политической идеи. Эта идея признает сверхправовое начало, то есть она позволяет менять мир согласно высшей правде, а не согласно правилам игры бюрократов. Христос перед тем, как покинуть землю, сказал: "Дана мне всякая власть на небе и на земле" (Мф. 28). Следовательно, любая власть у нас в России должна пониматься как делегация власти, как поручение от Христа управлять страной. Русский народ знал эту истину и поэтому со смешком относился ко всякой выборной власти. И прежде всего - к парламенту. Но этим же самым знанием русский народ утверждает верховенство безусловного нравственного идеала. Однако демократическая Россия, уповая на отделение церкви от государства, отрицает самодержавие совести, и Путин почему-то идет на поводу у демагогов демократии.

       
Print version Распечатать