От редакции. Сегодня 13 мая исполняется 80 лет Юлию Анатольевичу Халфину, учителю литературы почти с полувековым стажем. Его учительский путь в Москве начался в девятой специальной школе. Среди ее выпускников-гуманитариев - Владимир Кантор, Нина Брагинская, Татьяна Венедиктова, Марк Фрейдкин. Он воспитал сотни учеников – математиков, поэтов, педагогов, филологов, художников, философов, людей странных и несуществующих профессий – известных и пропавших без вести, обладателей громких имен и скромных тружеников-анонимов. Он создал театр. Написал книги. Русский журнал поздравляет с юбилеем Юлия Анатольевича и предлагает «венок сонетов» в его честь.

* * *

Повезло же нам! - он пришел в класс, и все изменилось. О перемене, впрочем, догадались не сразу, - я лично продолжала догадываться и десять, двадцать, тридцать лет спустя. Для начала случилась «двойка» - впервые в жизни за сочинение: шесть не то восемь страниц в линейку, с множеством мудреных слов, почти без ошибок. Но взамен ожидаемого признания заслуг – кто бы мог подумать?! - «тебя тут нет». Как – нет? где же я? – так неповторим, так вопиющ был момент растерянности, что даже и теперь мне трудно себе представить, что Юлий Анатольевич много раз смотрел в такие, как моя, доверчиво-недоверчивые, обескураженные физиономии. И находил способы всем нам по-разному ответить. То есть стоял - в очевидной своей талантливости, немыслимо щедро раздавая время, - как регулировщик на повороте. Его (поворот) проходишь однажды впервые, а потом снова и снова, осознавая постепенно, что присутствовать в собственном произведении – усилие, достижение и пронзительно-мимолетная радость. Отсутствовать – соблазнительная, привычная безнадега.

Был еще другой момент – как envoi в поэтическом послании. Точно как сейчас, май, запах тополиных почек и веселые, внезапные дожди. С лучшей моей подругой Аней Давыдовой мы носимся, как по воздуху, по коридорам 9-ой спецшколы – записываем на память драгоценные звучания. «Ну что сказать?» - озадаченно переспрашивают учителя, которым суем под нос новинку техники, портативный диктофон, - действительно, что? не речь же произносить, не тост, не назидание напоследок… Застигнутый под дверью кабинета физики, Юлий Анатольевич недоумения не выказал, а прочел два стихотворения, которые лучше пленки сберегает внутренний слух. Начало – эстетским распевом с искусно подчеркнутой аллитерацией: «Пью гор-речь тубер-роз…», а под конец вдруг – почти домашняя проза: «И Золушка бежит - во дни – … ЧЕГО? (забыл, секунду спустя вспомнил и слышно, как улыбнулся: УДАЧ!) – во дни удач на дрожках, а сдан последний грош, - и на своих двоих». Дальше, на том же фоне дурашливого школьного гомона, звонка, хлопанья далеких (давно несуществующих!) дверей: «Отцы-пустынники и жены непорочны…» Бывает ли прошение, более насущное, чем то, что рассказал Александр Сергеевич? Не дай празднословия, унылой праздности, а дай, прошу, любви, терпения, целомудрия, смысла… Эти дары ни у кого не выпросить, но их и не добиться без благого посредничества, поддержки другого. За них – наша общая благодарность Юлию Анатольевичу Халфину. За предметный показ того, чтő литература может - как максимум.

Она может быть стимулом к работе над собой. Может быть и празднословием, по-своему увлекательным. Может быть - средством их различения, что, кажется, дороже всего.