Среди множества тем, на которые любит писать Славой Жижек – наверное, самый раскрученный философ современности (по крайней мере, в России), – есть и тема религии, последнее время все чаще фигурирующая в его творчестве. Так, в 2000 году вышла работа Жижека «Хрупкий абсолют, или почему стоит бороться за христианское наследие»; уже на следующий год вышло новое исследование - «О вере», еще через два года появилась интересующая нас книга «Кукла и карлик: христианство между ересью и бунтом». Наконец, в 2009 году была опубликована дискуссия Жижека с Джоном Милбанком, одним из крупнейших современных теологов, с достаточно шокирующим названием «Монструозность Христа: парадокс или диалектика?».

Интересно, зачем ему – по его же собственным словам, «закоренелому материалисту» – этот «опиум народа», с которым любой уважающий себя материалист просто не имеет права связываться, чтобы не дискредитировать себя в глазах своих же товарищей. Что ж, причина, похоже, до боли проста: теология сегодня снова в моде, а дискуссии о религии стали почти обязательным делом. Недаром в самом начале книги «Кукла и карлик» Жижек, перефразируя Вальтера Беньямина, утверждает: «Выигрыш всегда обеспечен кукле, называемой “теология”. Она сможет запросто справиться с любым, если возьмет к себе на службу исторический материализм, который в наши дни, как известно, стал маленьким и отвратительным» (с. 5-6) (в оригинале у Беньямина все было ровно наоборот – «куклой» был исторический материализм, а «карликом» – теология).

Однако едва ли материалист Жижек так уж желает помочь «кукле по имени теология». И действительно оказывается, что «карлик» сам нуждается в теологии. Как утверждает Жижек, «для того, чтобы стать настоящим диалектическим материалистом, надо пройти через христианский опыт» (с. 12). Нужно нащупать в самом христианстве то субверсивное ядро, которое, в конце концов, приведет к прочным материалистическим позициям. К этому «нащупыванию» и приступает Жижек.

Актуальность усилий Жижека вполне понятна, собственно, он сам все четко проговаривает во введении: сегодняшний человек, стоящий перед необходимостью неотложного действия, сам не понимает, во что он верит. Политические, социальные, экономические трансформации, способные изменить тяжелое положение современной мир-системы, требуют от человека нового сознания, которое бы соответствовало этим изменениям. Но духовная революция блокируется, что оказывается фатальным, ведь, как справедливо указывал Гегель, на которого Жижек в очень большой степени опирается, политическая революция невозможна без Реформации, без революции религиозной. Для того чтобы чаемые внешние изменения произошли, нужно быть готовыми к ним внутренне. Современный же человек боится поднимать вопросы веры, для него это табуированная тема, в отношении которой возможны лишь общие политкорректные слова о «глубокой духовности» и открытости «к восприятию принципиальной Инаковости» (с. 12). Как справедливо подчеркивает Жижек, попытка поднять этот вопрос тут же вызывает у собеседника смущение и попытку уйти от разговора за счет ссылки на излишнюю интимность проблемы. Как истинный борец с политкорректностью, Жижек пытается заговорить на табуированную тему, вырвать ее из мертвой хватки «культуры», угрожающей навечно поместить веру среди музейных экспонатов, которыми можно восхищаться, но которые лишь сумасшедший способен воспринимать всерьез.

Итак, в чем же заключается «субверсивное ядро» христианства? Прежде всего, в том, что христианство динамично - в его основе лежит идея развивающегося Бога, претерпевающего целый ряд трансформаций. Грехопадение, искупление, нисхождение Святого Духа, – все это необходимые этапы, символы, так проявляет себя само Реальное, постепенно двигающееся к своей цели, о котором будет сказано чуть ниже.

В своем понимании Реального, которому посвящена ключевая глава книги – «Отклонение реального», Жижек твердо занимает позицию Гегеля в противовес Канту. Реальное – это не некое твердое ядро – вещь-в-себе – скрытое покровом феноменов всякого рода и выявляемое дотошным исследователем: это сама череда явлений, когда «саморазивающееся понятие», движимое внутренними противоречиями, трансформируется и видоизменяется, подчиняясь законам диалектического развития. Собственно, христианский Бог и есть такое «саморазивающееся понятие», которое проходит несколько стадий, чтобы в результате придти к своей конечной стадии – к Святому Духу, который Жижек предлагает понимать как сообщество, «лишенное поддержки в Большом Другом» (с. 303), будь то самотождественный Бог иудаизма или ислама, или же генсек и непреложные законы Истории.

В самом христианстве совершается переход к материализму, который так близок сердцу Жижека. Это и есть реализация «субверсивного ядра» данной религии. Собственно, тут Жижек воспроизводит линию размышлений, идущую от Гегеля, показывающего процесс эволюции христианства, которое, в конце концов, приводит человека к идее о том, что «мирское способно содержать в себе истину»[1], что «мирское есть духовное царство в наличном бытии»[2]. Тем самым осуществляется «примирение Бога с миром»[3]: история Бога отождествляется с историей этого мира, а государство и его институты становятся зримыми конкретными проявлениями Бога на земле - тем, что Гегель в «Философии права» называл нравственностью.

Жижек лишь радикализирует мысли Гегеля, доводя их до логического завершения в тезисе о том, что в христианстве Бог приходит к своему самоотрицанию, к смерти. Именно это, по мнению Жижека, сообщается вместе со смертью Христа: «вместе с ним умирает тайная надежда, заметная в его словах: “Боже Мой, Боже мой! Для чего Ты Меня оставил?”, надежда на то, что ЕСТЬ отец, который покинул меня» (с. 303). От современного человека лишь требуется осознать эту смерть и понять, почему и главное, за что умирал Бог. Если это произойдет, то, значит, христианству все же удастся выполнить свою миссию, после чего он должно исчезнуть, переродившись в нечто иное.

Тут стоит отметить, что Жижек по ходу своей книги постоянно обращается к фигуре апостола Павла. Ведь Павел, как указывает Жижек, не просто помог «сформулировать базовые догматы христианства, поднять христианство из иудейской секты до уровня универсальной религии» (с. 19), он именно «подорвал еврейскую традицию ИЗНУТРИ». Будучи посторонним, он был все же введен в число апостолов, символически заменив собой Иуду. И эта символическая замена неслучайна, ведь Павел фактически, по словам Жижека, тоже «предал» Христа, который до него был всего лишь «рабби Иисусом», неотделимым от иудейского контекста.

«Предательство» Павла в том, что он «не обращал внимания на его [Иисуса] индивидуальные особенности, безжалостно свел его личность к основным правилам, был нетерпим к его мудрости, чудесам и прочим параферналиям» (с. 20). «Читая писания Павла, нельзя не заметить, как глубоко и чудовищно он безразличен к Иисусу как живому человеку», удостоверившись в смерти и воскресении Иисуса, Павел «приступает к своему истинному ленинизму – к организации новой партии, которая называется христианским сообществом…» (с. 18) Павел-ленинец помог осуществить переход от иудаизма к христианству, но этот переход не был просто переходом от одного явления к другому, это было нечто, случившееся с самой иудейской позицией, это была ее трансформация в нечто другое, в которой Павел сыграл роль «исчезающего посредника».

Но становление христианства, начатое Павлом, еще не закончилось, и в рассматриваемой книге Жижек как бы берет на себя роль современного апостола Павла, способного стать новым «исчезающим посредником», изнутри подорвав христианскую религию, трансформировав ее в иное качество, в сообщество Святого Духа, соответствующее требованиям сегодняшнего дня.

Ведь ныне, по мнению Жижека, назрел новый этап эволюции христианства, этап, когда христианству, чтобы сохранить свою сущность, придется пожертвовать самим собой, отказаться от религиозной формы во имя содержания. Как пишет Жижек, «чтобы спасти свое сокровище, оно [христианство] должно принести себя в жертву» (с. 303). И когда это случится, хитрый карлик восторжествует.

Примечания:

[1] Гегель Г.В.Ф. Философия истории. СПб.: Наука, 2000. С. 428

[2] Там же. С. 443.

[3] Там же. С. 429.