Хляби небесные

Роман, написанный, ну, скажем так, не очень ровно – в тексте которого рядом со стилистически безупречными фразами можно встретить обороты типа «длинные бедра» (это такие бедра у барышни, которая «принялась опускаться в воду»), в котором - сюжетные пробуксовки к середине романа, излишняя, на мой, конечно, взгляд, обобщенность в образах главных героев, но при этом – перед нами роман, от чтения которого трудно оторваться.

И не только потому, что текст его демонстрирует редкое для нашей литературы владение материалом (современный русский бизнес, его типы и нравы, его мифология и новейшие реалии). Не только степенью разогретости, можно сказать, раскаленности самой проблематики берет повествование. Тут другое. Автор всерьез претендует на художественное исследование сдвига эпох, переживаемого нами. В отличие от романов своей коллеги по журналистике Юлии Латыниной, выкладывающей свой анализ политической и экономической жизни России в почти голливудском варианте жанра политического триллера, Шерга ориентируется на жанр романа -притчи.

Одно из главных художественных средств автора в «Подземном корабле» – метафора. Которую (метафору) автор, можно сказать, выращивает из буквального воспроизведения реалий нашей жизни. Вот центральный образ романа: дом, и даже не дом, а некое хай-тековское сооружение из стекла и металла в тридцать пять этажей с двумя башнями, соединенными мостами-галереями, с квартирами класса «люкс», с каминным залом, боулингом, финтес-центром, шопинг-атриумом, с бассейном, в котором - морская волна и запахи мокрой тропической земли и трав, со штатом вышколенной обслуги и прочими новорусскими радостями, - элитный дом для супер-элиты. И стоит, точнее возносится в небо дом этот на окраине Москвы - над мусорным пейзажем деградирующих промзон эпохи развитого социализма. Дом назван тропическим словом «Мадагаскар». Вот в этот дом и вселяет автор своего главного героя – тридцатисемилетнего красавца и умницу, добытчика и производителя, создавшего собственную полиграфическую империю, Мстислава Морохова.

Одна из ключевых сцен романа: Морохов сидит в «Парижском кафе» «Мадагаскара» в плетеном кресле, закрывшись от московского ноябрьского неба раскрытым солнечным зонтом, и рассматривает в бинокль жизнь, оставшуюся внизу, – бетонные заборы, панельные пятиэтажки, «убогие и суровые, как гроб старухи», пустырь на месте бывшего цветника, каменный столбик Ильича («оставленный на посту некормленый и замерзший солдат, он стойко нес службу перед магазином «Визит», спиной к гаражам») и т. д.

Гротескность этой сцены как бы продолжает ситуацию с вселением Морохова в «Мадагаскар» - квартиры в доме раскуплены, но они пустуют. Их покупают для вложения денег, для статуса, для бренда. А так, дом этот - не для жизни. В «Мадагаскаре» - этом материализованном сне о сказочном будущем новой России – Морохов единственный реальный житель. Так же, как и в своем бизнес-окружении Морохов в романе единственный реальный бизнесмен. В свое время (в 90-е годы - это важно для романа) Морохов сделал себя сам. Разумеется, - по законам того времени (скажем, компания его зарегистрирована на острове Мэн на имя неведомого ему беглого афганца из талибов, паспорт которого случайно попал ему в руки).

Главы, повествующие о Морохове, перемежаются в романе отрывками из дневника второго героя романа Александра Л., которого показывают Морохову в элитном ресторане как представителя новейшего типа в русском бизнесе, одного из тех, у кого с младенчества «кровь с клыков капает». При этом мало кто даже, из приятелей его, знает, чем зарабатывает деньги и славу Александр. Пройдя начальный курс деловой жизни в амбициозном и кратковременном проекте на излете 90-х, Александр оказался на мели, - знаковая фигура новой русской элиты, на самом деле, продавец и ночной сторож в экзотическом антикварно-имиджевом торговом заведении «Британская империя». И стильный дорогой костюм, в котором Александр появляется на тусовках, это его рабочая униформа, а шикарная, забитая антиквариатом и обустроенная знаменитым английским дизайнером пятикомнатная квартира, в которую по вечерам он приглашает своих «элитных» собутыльников - рабочее место. Но одновременно, все это, - плюс ум, деловая хватка и мужество – стартовая площадка для взлета Александра как крупного менеджера. Начальная задача Александра - продать с максимальной выгодой легенду о себе. И затея эта в наступившие времена – то бишь в эпоху «стабильности», «вставания России с колен» и мыльных пузырей - беспроигрышная. Перспективы у Александра блестящие, в отличие от Морохова, который для наступивших времен бизнесмен слишком уж реальный, слишком зависящий от Дела, от капитала, от здравого смысла производителя.

Нет, Морохов и Александр Л. в романе не антагонисты. У них одна ментальность. Они могут найти общий язык. Их роднит то, что они – люди дела. Просто разное время выпало им для самореализации.

Есть в романе и третий, завершающий систему главных образов романа, персонаж - министерский чиновник. Не из самых крупных, но «из реально влиятельных», положивший глаз на бизнес Морохова и изготовившийся для отъема этого бизнеса. В успехе чиновник не сомневается, потому свято соблюдает понятия, по которым строятся сегодня взаимоотношения государства и бизнеса. Тут исконно русская традиция – отношение к своему месту в госаппарате как к «месту для кормления».

В дневнике Александра мелькают его рассуждения о том, «какую странную и особенную роль в русской литературе играл тот, кого мы сейчас называем деловым человеком. В западной литературе он обычно злодей, либо смешной буржуа. У нас же почти всегда – жертва. Так повелось чуть ли не со времен песни о купце Калашникове…». «Мне неизвестно, отчего это так. Оттого ли, что богатство делает человека более уязвимым и одновременно более значительным?... Или потому, что в стране, где массы граждан выбрали для себя способом жизни вялое бездействие, в самом его существовании есть идея бунта?» В контексте романа суждение это не просто сентенция, эта одна из формулировок, подготовленная художественным строем романа.

Выстраивая внутренний сюжет своего романа, Шерга использует схему, знакомую нам по роману Голдинга «Шпиль», в котором священник Джослин, строящий собор и все выше поднимающий в небо его шпиль, вынужден все глубже и глубже погружаться в зловонные хляби земли, на которой строит, - и буквально, то есть постоянно углублять фундамент собора, и метафорически, погружаясь в темные стороны человеческой натуры и своих строителей, и самого себя. Морохов очень быстро начинает чувствовать в жизни Дома что-то странное, чертовщину какую-то, но поначалу ему просто некогда сосредотачиваться на этих странностях. Однако наступает момент, когда он вынужден спуститься со своего 27 этажа, чтобы разобраться в том, что же происходит на нижних и подвальных отсеках взметнувшегося в небо Дома. Вынужден погрузиться «в грунт». И вот это открытие «низовой жизни» и ее энергетики даем ему доступ к «Подземному кораблю» - надежде на спасение.

Не знаю, учитывал ли автор художественный опыт своего английского коллеги, – Москва, возводящая свои Шпили, мало похожа на Солсбери, но законы, по которым они возводятся, в принципе, универсальны. Просто художнику нужен особый дар, чтобы увидеть в «физике» нашей жизни ее метафизику. Что и попыталась - во многом успешно - сделать Екатерина Шерга.

Екатерина Шерга. Подземный корабль. М., «Ключ-С», 2012, 288 стр., 3000 экз.

       
Print version Распечатать