Границы государства и ресурс солидарности

Перемены этого года были подготовлены переменами прошлого года. Причины же, как мне кажется, остаются одними и теми же, только действуют они в разных обстоятельствах. Они у всех на виду (кроме, конечно, государственных тайн), только называют их по-разному.

Я еще несколько лет назад предлагал вернуться к терминологии Макиавелли как наиболее адекватной, по крайней мере, некоторым нашим обстоятельствам. Попробую еще раз. В «Истории Флоренции» Макиавелли писал, что в каждом государстве существует естественная вражда между знатью и народом, «ибо народ стремится жить по законам, а знать стремится им повелевать, и согласие между ними невозможно». В другом сочинении, которое у нас привычно называют «Государь», он советовал правителю больше рассчитывать на народ, потому что знать коварна и ненадежна. Но бывают такие обстоятельства, при которых правитель, знать и народ объединяются. Борьба за величие государства может стать такой базовой формулой единства. У нас эта формула единства приняла вид идеи возрождения большого, простирающегося далеко за пределы границы Российской Федерации «русского мира». Иначе говоря, конкретный способ ее воплощения – это пространственное расширение.

Россия, как крупнейшая часть распавшейся менее четверти века назад империи, унаследовала одну из важнейших особенностей имперского устройства пространства: неопределенность, динамический характер границ. Вообще в современном мире суверенитет в рамках государственных границ гарантирован в первую очередь взаимным признанием, причем не просто двусторонними или многосторонними признаниями, а всей системой международного права. Но устройство больших империй всегда таково, что они стремятся определить свои границы скорее изнутри, собственным действием устанавливая горизонт своей состоятельности. Если же в одно и то же время есть и такого рода имперское устройство, и система международного признания границ, возникают разного рода коллизии. Одну из таких коллизий мы сейчас наблюдаем. Государство в его фиксированных и признанных границах – это один из самых удивительных феноменов социальной жизни. Только государству удается сконцентрировать на одной территории экономические ресурсы и ресурсы солидарности и поддержки.

Та степень солидарности, которая была достигнута «после Болотной», может быть объявлена искусственной, но вряд ли ее можно было назвать несуществующей. Казалось бы, все сошлось: народ перестал видеть врага в знати и увидел его в другом народе. Внутренний мир был достигнут, словно бы по прописям Карла Шмитта: внутри государства мир и безопасность, оппоненты и вообще политические противники идентифицируются как враги и сторонники настоящего врага, который противостоит всему народу в целом как политическому единству: внешний, экзистенциальный враг, в котором нет уже почти ничего человеческого. Однако такая мобилизация ресурсов солидарности имеет свои ограничения. Она может продолжаться и дальше, и дольше, но только не в разладе с другими государственными задачами. Ведь аппарат внутреннего замирения не сразу был заточен на величие, на решение высших имперских задач. Сначала у него был скромный вид социально-полицейского государства, где царит мир, покой и безопасность, и где высшее бюрократическое начальство не оставляет попечением ни одно сословие. И только тогда, когда фрондирующая знать увлекла за собой, говоря старым языком, пополанов, умеренно камералистский проект реформировали под решение давно назревших задач, унаследованных еще от распада империи.

Что же происходит сейчас? Говорить о внешнеполитическом поражении, может быть, и рано, но неприятные последствия переопределения границ государства и границ демонстративно мощного влияния государства за его официальными пределами налицо. Экономические ресурсы далеко не исчерпаны, однако их явно меньше, чем могло казаться. Что же остается? Остается по-прежнему ресурс солидарности. Если курс рубля послушно следует цене на нефть, то ресурс солидарности отнюдь не находится в прямой зависимости от курса рубля. У него свои законы и своя инерция. Но надолго ли ее хватит и можно ли одними политическими мерами усиливать мобилизацию, когда прочие ресурсы тают на глазах? Ответа на этот вопрос у меня нет, только наблюдения за происходящим помогут его сформулировать.

Источник: Facebook-страница Александра Филиппова

       
Print version Распечатать