Геопоэтика города N

или Если ты хочешь, ты можешь полюбить меня

Мне рассказывали, что на концерте в городе Челябинске

группа женщин, отслушавши песенку,

стала прорываться к музыкантам громить аппаратуру

с криками «сам ты дрянь».

Интересно, о чем таком пел Орфей,

что его растерзали взбешенные вакханки?

В. Соловьев

Одна из самых длинных песен русского рока – композиция Майка Науменко «Уездный город N» – является одновременно и одной из самых загадочных. Творчество Майка и само по себе до сих пор до конца не понято, не осознано, находится как бы в тени группы «Аквариум», с которой Майк был связан биографически, играя в ней на электрогитаре и впервые записав с Борисом Гребенщиковым акустический альбом «Все братья — сёстры» в 1978 году. Два года спустя выходит первый сольник Майка «Сладкая N и другие», который впоследствии становится для русского рока классическим. Таинственная «Незнакомка» Майка, Сладкая N, спускающаяся из какой-то метафизической выси, является для него проводником божественной полноты в пошлом мире бытового пьянства и богемного разврата. Впрочем, как и Незнакомка из знаменитого стихотворения Александра Блока. Но это уже советская история, с поправкой на реалии того времени. Хотя отголоски Серебряного века чувствуются в отсылках к священным текстам («Да святится имя твоё» — песня, скорее всего, обращенная к женской сущности) и к романтическому двоемирию (делению мира на две части – земную, материальную и небесную, возвышенную).

Сладкая N (в образе которой так же нелепо искать образ земной женщины, как и в той, что жила, «дыша духами и туманами») является воплощением гностической Софии, участвовавшей вместе с Демиургом в создании тюрьмы из материи и плоти, из которой гностики так хотели убежать и которая, по их мнению, и составляет наш мир. Концепт мира как тюрьмы выражается прежде всего в названии группы «Зоопарк», которое придумал Майк Науменко, но и до основания группы он называл то, что пел, «зоопарковой музыкой». Мотив метафизического эскапизма, бегства из реальности, присущ многим его текстам, в том числе и этому стиху, написанному в альбом питерской художнице Татьяне Апраксиной, одному из отражений Сладкой N:

Нарисуй мне картинку

И раскрась её ярко,

Нарисуй летний вечер,

Вечер тихий, нежаркий…

Нарисуй мне картинку

И раскрась её ярко,

Нарисуй мне, что я

Убежал,

Убежал,

Убежал из Зоопарка...

Побег из тюрьмы, под которой понимался не столько социалистический лагерь, сколько само бытие, сопровождался интенцией «возврата домой», причем под домом следует понимать метафизическую родину, царство Плеромы, в которое стремится искра духовного начала, заключенная в человеке. Отсюда и две идентичные по посылу песни «Зоопарка» и «Аквариума», носящие близкие названия «Я возвращаюсь домой» (1980, из альбома «Сладкая N») и «Возвращение домой» (1984, «Ихтиология»).

Я возвращаюсь домой...

Я не был там так давно,

Меня не ждут там, и все равно

Я возвращаюсь домой...

Сладкое слово "домой".

Обратим внимание на прилагательное «сладкий», который Майк, как правило, употреблял по отношению к своей Незнакомке, несущей на прекрасном и легкомысленном челе отблеск иного мира. Это дом Сладкой N, таинственной Незнакомки, чье сердце отвернулось от неё самой, если следовать строкам гностического трактата. В «Толковании о душе», найденном в Наг-Хаммади, есть ссылка на «Одиссею» и речи Елены Прекрасной: «["Моё сердце] отвернулось от меня, и я хочу вернуться опять в мой дом [1]», очень точно и ёмко выражающая гностическое мироощущение.

Таким образом, песни «Зоопарка» и «Аквариума» можно понимать как обращение души к небесной родине, – души, по мысли Бориса Гребенщикова, скованной тюрьмой бренного тела, но летящей на крыльях, подобно первому гностику – Симону Магу:

Я летел на серебряных крыльях -

О, я был большой эстет!

И с той стороны стекла

Я искал то, чего с этой нет.

И тело моё просило любви

И стало моей тюрьмой;

Всё остаётся точно так же,

Но только я знаю, что я

Возвращаюсь домой.

То, что образ Сладкой N одновременно обожествляется, наделяется сакральными смыслами («твои сны как молитвы», «твоя кровь как хлеб, твоя плоть как вино») и приземляется, десакрализуется, отдаётся на поругание («все те мужчины, которых ты знала,/ рано или поздно бросали тебя», «ты – дрянь», «ты хочешь, чтоб всё было по первому сорту,/но готова ли ты к 502-му аборту?»), проникнуто глубоким смыслом, восходящим к двойственной природе гностической Софии – святой и блудницы, чьё тело растерзано этим миром. Или, как писал об этом великий мифолог Алексей Лосев: «Одна такая ступень изображает нам Софию, находящуюся в такой степени человеческого несовершенства, что трактуется прямо как публичная женщина. Но у Симона Мага эта женщина всё-таки вырывается из своей блудной жизни, осознаёт своё божественное происхождение, раскаивается и при помощи одного великого человека опять начинает функционировать в своем исходном и уже безгрешном виде [2]».

То есть «святая колдунья» и «дрянь» – это лики одной божественной сущности, Вечной женственности, чьи предшественницы – блоковская Незнакомка, дантовская Беатриче, Прекрасная Дама трубадуров. И вот у этой леди, оказывается, есть свой город – уездный город N, который принято возводить к сатирическому изображению провинциального захолустья в текстах русской классики. Прежде всего это относится к описанию уездных городов у Салтыкова-Щедрина, Гоголя, Достоевского, Одоевского, Лермонтова, Грибоедова, Чехова, Ильфа и Петрова и др. Геопоэтика уездного города отличается «отсутствием движения времени, которое будто остановилось, дикостью нравов и анекдотичностью событий, сознанием ущербности, уязвимости уездной жизни перед столицей… Концепт «уездный город» у Н.В. Гоголя выполняет очень важную функцию, концентрируя в себе не только миражность русской жизни, но и мир земной, забывший о своём предназначении – быть отражением Града Небесного [3]».

Майк подчёркивает, что этот «город странен, этот город непрост… для того, чтоб хоть что-то в этом понять,/ нужно знать тайный пароль». Этот пароль к городу, на наш взгляд, звучит в середине песни, где «таксист Харон, выключая счётчик,/говорит: «а вот и вокзал»». То есть это город, который восходит к описанию Ада у Данте, а если точнее, к той области Ада, где помещались великие люди древности, ничем не запятнавшие себя, но и не принявшие крещения, такие как Аристотель, Еврипид, Юлий Цезарь и многие другие:

Здесь Диоген, Фалес с Анаксагором,

Зенон, и Эмпедокл, и Гераклит;

Диоскорид, прославленный разбором

Целебных качеств; Сенека, Орфей,

Лин, Туллий; дальше представали взорам

Там – геометр Эвклид, там – Птолемей [4]

В «Уездном городе N» Майк упоминает Архимеда и Диогена, причем последнего в комическом ключе, контаминируя его знаменитый фонарь, с которым философ ходил по улицам и «искал человека» и атрибут проституток с улицы красных фонарей, отсылая нас к гностическому представлению о Софии как о мудрой блуднице:

Архимед из окна кричит: "Эврика!"

Но мало кто слышит его…

Диоген зажигает свой красный фонарь,

На панели уже стоят

Флоренс Найтингейл и Мэрилин Монро,

Разодетые как на парад.

Действующие лица этой песни в основном ведут себя подчёркнуто неправильно, комично. При этом создаётся общее трагическое впечатление, впрочем, как и от песни Боба Дилана “Desolation Row”, от которой Майк отталкивался при написании своего шедевра. Депрессивное кантри Дилана содержит в себе упоминания библейских персоналий, известных людей и героев романов, некоторые из которых были заимствованы Майком Науменко. Среди них особое внимание обращает на себя Золушка, с которой начинается песня Дилана и заканчивается песня Майка. Она – символ безропотности, женского подчинения, причём характерно, что первой в «Уездном городе N» появляется леди Макбет, которая зарезала в пьяной драке «педиатра Фрейда». То есть вначале песни перед нами предстаёт совершенно необузданное женское начало, этакая богиня Кали, совмещенная из шекспировской героини и героини Лескова (потому что настоящая леди Макбет никого не убивает, в отличие от леди Макбет из Мценского уезда). Здесь, возможно, также играет роль и то, что Катерина Львовна – уездная леди Макбет, то есть персонаж, вполне ожидаемый в песне «Уездный город N». И вот между этими двумя полюсами – жестокой женской коварности и податливой услужливости – и простирается очень длинная песня, в ходе которой женская агрессия преобразуется в пассивность, в тихое подметание улиц, так похожее на медитативную практику дзен-буддийских монастырей, где оно является одним из видов послушания.

Дзен-буддизм прямо упоминается в этой песне дважды. Первый раз, когда Ромео отправляется в публичный дом, «которым заправляет маркиз де Сад,/ поклонник секты дзен». Здесь обыгрывается любовь дзен-буддийских патриархов к тому, чтобы вызывать сатори (внезапное озарение), причиняя физическое насилие, особенно битьё палками. Второй раз речь идёт о том, как Бодхидхарма приехал из Индии в Китай и основал дзен:

К Джоконде пристали Казанова с Пеле:

"Мадам, разрешите наш спор:

В чем смысл прихода Бодхисатвы с Юга?

Мы не можем понять до сих пор».

Во многих своих песнях Майк Науменко обращался к теме дзен-буддизма, особенно ярко он делает это в песне «Гуру из Бобруйска», где сатирически изображает провинциального учителя, валящего в одну кучу буддизм, христианство и кришнаизм. В том числе там описывается и дзенское сатори, о котором мы говорили выше:

Приступаем к маленькому уроку дзен-буддизма.

А ну-ка изо всех сил врежь соседу по зубам!

Врубаешься? Вот оно, просветление-то.

Что, усекли? Ну, то-то – вижу по глазам.

Под маской шутовства и даже, может быть, юродства, Майк скрывал глубокие идеи и свою осведомлённость в европейской герметической традиции. Юмор и использование такого литературного приёма как гротеск, когда серьёзные, иногда даже сакральные вещи подаются в шуточном, карнавальном ключе всеобщего переворачивания и балагана, позволяли ему настолько сильно маскироваться, что многие современники считали его обычным бытописателем (в противовес витающему в облаках Гребенщикову), поэтом похмельного блюза и дворового рок-н-ролла.

Но если взять, к примеру, текст песни «Если ты хочешь» и сравнить её с главными принципами телемитов: «Делай то, чего ты хочешь -– таков будет Закон» и «Любовь есть Закон, Любовь, послушная Воле», то мы обнаружим удивительное совпадение. Эти принципы, записанные Алистером Кроули в «Книге Закона», находят соответствие в строках:

Нaм вceм нyжeн ктo-тo, кoгo бы мы мoгли любить,

И, ecли xoчeшь, ты мoжeшь пoлюбить мeня.

И нaм вceм бывaeт нyжнo кoгo-тo пoбить,

Пoмyчить, пoкaлeчить или дaжe yбить,

И, ecли xoчeшь, ты мoжeшь пoгyбить мeня...

В советское время Майка ругали в прессе за эту песню, подчёркивали её садистский характер, там много ещё всего, что герой разрешает той, к кому обращается, но, скорее всего, это именно выражение магического постулата о первенстве воли.

Если вернуться к «Уездному городу N» и рассмотреть данный текст с метафизической точки зрения, то перед нами типичный катабасис, сошествие в ад в поисках умершей или покинувший поэта возлюбленной, как в «Божественной комедии» Данте. Причем, возможно, при написании этой песни Майк использовал числовую символику. Дело в том, что всего им упомянуты в этой песне 55 персонажей [5], что вероятно отсылает к 1955 году, в котором он сам родился и который уже дал название пластинке «Зоопарка» LV. Эти герои принадлежат к разным культурам и эпохам, разным профессиям и сферам деятельности, объединены попарно и, как правило, мертвы (если это не литературные персонажи). Трое живых людей принадлежат, как ни странно, к музыкальной культуре – это Эдита Пьеха, Пол Маккартни и Андрей Макаревич. Вероятно, Майк, будучи нон-конформистом, поместил их в свой ад как людей, исполняющих коммерческую музыку. Данте в своё время поступал так со своими политическими оппонентами. В основном действия персонажей этой песни абсурдны, либо они сами подвергаются осмеянию:

Волосатый малый торгует овец -

По этой части он спец.

Он – главный компаньон коммерческой фирмы

"Иисус Христос и Отец".

Его дела процветают

И оттого жестокий сплин

Владеет главой конкурентов

"Иван Грозный и Сын".

В этом отрывке видно тяготение Майка к карнавальной культуре европейского Средневековья, осмеяние и переворачивание сакральных фигур христианства (характерное, кстати, и для «Книги Закона»), указывающее на параллелизм власти земной и небесной. Но, естественно, он не останавливается на этом, подвергая насмешкам императора Наполеона, причём устами художника, то есть короля мира духа:

Наполеон с лотка продаёт ордена,

Медали и выцветший стяг.

Ван Гог хохочет: "Нет, ты – не император,

Я знаю, ты – просто коньяк!

Кстати, достаётся и Королю Артуру, играющему в домино с рыцарями Круглого стола. В песне есть много смешных моментов, тонкой игры с культурными смыслами, например «Анна Каренина просит всех покинуть перрон/ И не устраивать сцен», или «Гоголь одетый как Пушкин», что не может не отсылать к анекдотам про литераторов Даниила Хармса, но за этим смехом мы видим трагедию. В принципе, Майк описывает дистопию [6], идеально плохое место, которого нет, противоположное утопии, то есть такое место, где силы разума победили силы добра (недаром главным диск-жокеем в уездном городе N работает Галилей).

Пространство этого города – это пространство сна, в котором каждому снится чужая жизнь. Это измененное состояние сознания, распространяющееся на местность, из которой «поезда никогда не уходят». Отсюда нельзя уехать, нельзя купить билет, это пространство кошмара, как и в уже упоминавшейся песне Боба Дилана, чей сюжет построен на жестоком изнасиловании и последующем линчевании подозреваемых в этом преступлении, что произошло в 1920-х годах в его родном городе Дулуте [7]. В песне Майка в качестве отголоска – упоминание Родиона Романыча (Раскольникова), что точит топоры, правит бритву и «охоч до престарелых дам», жителя родного для Майка Санкт-Петербурга.

Сама песня представляется подобием психоаналитического сеанса, во время которого проговариваются травмы и снимается напряжение. Так, вначале особенно яркой предстает перед нами фигура Бетховена, который «лабает свой блюз/ на старом разбитом фоно», с ним Майк, жаждущий рок-н-рольной славы и хотевший стать рок-звездой, в каком-то смысле себя отождествлял. В конце песни и агрессивность леди Макбет, и непризнанность Бетховена, и жертвенность Фрейда (песня скорее даже юнгианская по своему настрою) снимаются через дзен-буддийское смирение Золушки, скромной подметальщицы улиц, энигматической эмблемы «поколения дворников и сторожей».

В этой песне нет Сладкой N, как и практически во всех песнях Майка, где она упоминается. Она исчезает, выскальзывает из рук, ведя как путеводная звезда в пространство Плеромы, она тащит лирического героя «на Седьмое небо», ближе к Огдоаде, обители Демиурга. Но она присутствует в виде нескольких Аним по К.-Г. Юнгу – Флоренс Найтингейл и Мэрилин Монро, которые стоят на панели, уподобляясь падшей Софии. Она проступает в Золушке, которая ничего не требует, и Беатриче, благосклонной не к Данте, а к Чарли Паркеру – великому джазовому музыканту.

По сути, Майк создал свой альтернативный мир, свой лимб, населённый странными персонажами, служащими одной цели – заполнить пустоту в душе, образующуюся от отсутствия первичного объекта любви. Большинство великих произведений так и создаётся – и перед нами одно из них, памятник трагическим страницам русского рок-подполья, созданный в определённое время и в определённом месте, но несущий на себе отблески мировой культуры, тени платоновской пещеры, исчезающие и появляющиеся оттого, что ветер за ее пределами подул на пламя. Другим поколениям это может показаться смешным (таким же смешным, какими для моего поколения были песни шестидесятников). Но для детей 1980-х небрежные творения русских рокеров были откровением, загадочный голос Майка навсегда останется в нашей памяти, а геопоэтика уездного города N станет отправной точкой для наших представлений о потустороннем пространстве, о том, как устроен «мир, которого нет».

Примечания:

[1] Толкование о душе. Пер. с коптского М.К. Трофимовой // Русская апокрифическая студия. URL: http://apokrif.fullweb.ru/nag_hammadi/about_soul.shtml

[2] Лосев А.Ф. Гностицизм. // Лосев А. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития. URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/los8/13.php

[3] Белова Н.А. Концепт «город» в современном литературоведении. // Вестник ЮГУ. №1, 2012. С. 90-91. URL: http://wwwold.ugrasu.ru/science/journal/24/13/documents/87-91.pdf

[4] Данте А. Божественная комедия. // Данте А. Божественная комедия. Новая жизнь. Стихотворения, написанные в изгнании. Пир. Пер. с итал. М., 1998. С. 39.

[5] Герои песни: леди Макбет, Фрейд, король Артур, Бетховен, Ромео, Джульетта, маркиз Де Сад, Гоголь, Пушкин, Цезарь, Пьер и Мария Кюри, Роден, Папа Римский, Иван-дурак, Софи Лорен, Иисус, Иван Грозный, Пол Маккартни, Раскольников, Макаревич, Жорж Санд, Шопен, Оскар Уайлд, Чарли Паркер, Беатриче, Галилей, Лев Толстой, Наполеон, Ван Гог, Диоген, Флоренс Найтингейл, Мэрилин Монро, Джоконда, Казанова, Пеле, Бодхисатва, Джоконда, Харон, Эйнштейн, Эдита Пьеха, Анна Каренина, три мушкетера, Д'Артаньян, Маяковский, Архимед, Мария Медичи, Мао Дзэ Дун, Дон Жуан, Спиноза, Блок, Дали и Золушка. Этот солидный список, напоминает нам об обложке альбома Sgt.Pepper’sLonelyHeartsClub Band группы The Beatles, на которой изображены сами музыканты, а также многочисленные местные и мровые знаменитости. Между этими культурными артефактами – диском The Beatles и песней «Уездный город N» есть два пересечение – воплощение Вечной женственности Мэрилин Монро и сэр Пол Маккартни.

[6] В русском литературоведении также называемую антиутопией.

[7] См. примечания к песне DesolationRowURL:

http://www.amalgama-lab.com/songs/b/bob_dylan/desolation_row.html

       
Print version Распечатать