Это наш шанс, это наше время!

Долгое время после 4 ноября я никак не мог поверить в то, что Барака Обаму действительно избрали президентом Соединенных Штатов. Я уверен – это знаменательнейшее событие нашей истории.

За что же именно выступает Обама? Многие комментаторы полагают, что определить это довольно трудно. Его пытаются позиционировать в пространстве, размеченном такими понятиями, как «левоцентрист» и «правоцентрист». В реальности же в Америке никогда не было чёткого деления на левых и правых; сама идея такого деления уходит корнями в европейские традиции, которые нам никогда не были близки. Несмотря на все разговоры о культурных войнах, в Америке, как левые, так и правые, как либералы, так и консерваторы, пропитаны фундаментальным индивидуализмом, являющимся самой важной пусть и не единственной чертой нашей традиции. Этот индивидуализм уходит своими корнями в наиболее древнюю и наиболее влиятельную религиозную традицию Америки, в протестантизм, оказавший фундаментальное воздействие на все прочие религиозные традиции, ставшие частью нашего совместного существования. Индивидуализм не отделяет христиан-евангелистов от приверженцев либерального протестантизма, наоборот, именно он их и объединяет. Мы можем спорить о ценности рынка, о ценности государства, но смысл всех споров в том, чтобы гарантировать максимальную свободу личности.

Некоторые критики писали, что в своих работах я констатировал упадок чувства общности и возрастание индивидуализма. Якобы, я утверждал, что именно эти процессы красной нитью проходят через всю американскую историю. На самом же деле я имел в виду циклическое развитие, когда подъём индивидуализма сменяется периодами повышенного внимания к социальной солидарности. Сегодня, что подтверждает приход Обамы, мы все вступили в новый этап циклического развития. Концепция циклов может быть выражена в понятиях теории четырех республик Майкла Линда: он утверждает, что президентство Вашингтона, Линкольна, Рузвельта, а теперь и Обамы – это моменты в американской истории, когда радикальный индивидуализм сменяется вниманием к проблеме общественного блага. Ни в одной из своих работ я не говорил о длительном упадке чувства общности: я изначально постулировал тезис о том, что американской культуре свойственен сильный индивидуализм и слабая в чем-то уязвимая социальная общность, которая в одни периоды американской истории проявлялась сильнее, а в другие – слабее. Основополагающий индивидуализм нашей культуры ярко виден на примере пуритан Новой Англии XVII столетия. Церковь перестала считаться посредником в деле спасения, она превратилась в клуб избранных, все участники которого должны были пережить встречу с Богом, прежде чем быть допущенными в этот клуб. Настала новая эпоха одинокой личности. Когда Слово затмевает церковные таинства, страдает, прежде всего, общество. Такое смещение акцента высвобождает огромные силы, экономические, культурные, политические, но цена этого высвобождения очень высока.

В течение последних столетий Запад прилагал усилия к восстановлению жизнеспособного баланса, пытаясь заново открыть для себя чувство общего блага и социальную солидарность. В Европе такие попытки были предприняты под эгидой католических социальных учений и теорий демократического социализма, политическим выражением которых стали христианско-демократические и социал-демократические партии, создавшие те общества, которые еще совсем недавно было характерны для Великобритании и Западной Европы. Когда ныне действующий Римский Папа в последний год своей бытности кардиналом Ратцингером встретился с Юргеном Хабермасом, он выразил свою симпатию традициям социал-демократии и указал на их сходство с католическими социальными учениями. В принципе, так оно и есть, однако если брать американских католиков, то они сводят католицизм исключительно к вопросам абортов и однополых браков; полностью игнорируя вопрос социальной общности, являющийся неотъемлемой частью католических социальных учений. Тем самым они становятся выразителями не подлинной католической традиции, но скорее замкнутой квазипротестантской секты.

Радикальный индивидуализм – это способ существования американской культуры. Это та среда, в которой мы существуем, если ситуация оказывается относительно устойчивой и нам не грозят никакие экстремальные испытания. Собственно это и есть глубинное ядро нашей традиции, составляющее суть американской исключительности, то есть того, что отличает нас от большинства других развитых стран мира.

Американскую исключительность часто трактуют как тезис о том, что мы, якобы, являемся исключительным образом хорошими. В некоторых аспектах так оно и есть: не могу припомнить какое-то другое общество, которое бы смогло так же успешно интегрировать иммигрантов. Расовые барьеры преодолеваются труднее всего, однако Обама прав, утверждая, что Америка – единственная страна, где он мог бы достичь всего того, что достиг. Но в целом ряде иных аспектов мы сильно проигрываем другим передовым странам. Наша культура радикального индивидуализма допускает бедность, не мыслимую в иных странах; допускает невообразимый для развитых стран уровень поляризации доходов; допускает систему здравоохранения, оставляющую десятки миллионов без страховки и являющуюся самой дорогостоящей в мире, обеспечивая при этом медицинское обеспечение на уровне лишь немногим выше уровня многих стран третьего мира; допускает экологическую политику, не только не направляющую мировые усилия по охране окружающее среды, но фактически противоречащую усилиям других передовых стран. Всё это лишь самые очевидные аспекты нашего отличия (в худшую сторону) от большинства стран развитого мира.

Но когда Америка сталкивается с вызовами, игнорировать которые нет никакой возможности, мы задействуем иные ресурсы: гражданские и республиканские ценности. Все эти ценности, так или иначе связаны с индивидуализмом, однако они связаны также и с общественным благом, что отсутствует в традиции радикального индивидуализма. Рут Браунштейн в своей недавней статье обратила внимание на то центральное место, которое занимает идея общественного блага в идеологии Обамы, уходящей корнями как в библейскую традицию, так и в традицию гражданского республиканизма. Из традиций афроамериканских церквей он почерпнул идею социальной справедливости, а также призыв к бедным как основу Священного писания и Нового Завета. Хотя у меня нет явных свидетельств, но я просто уверен, что Обама подвергся влиянию в том числе и различных католических социальных учений, также фокусировавшихся на идее общего блага.

Однако в нашей по умолчанию индивидуалистической культуре сама идея общественного блага считается немыслимой. Это хорошо иллюстрирует статья Саймона Критчли в ноябрьском выпуске журнала Harper’s, озаглавленная «Американская пустота». В статье Критчли называет высказывания Обамы об общественном благе «антиполитической фантазией». Критчли похоже не осознает, что идея общественного блага является ядром европейской социал-демократической и христианско-демократической традиции, которая помогла создать самые человечные и жизнеспособные общества, когда-либо существовавшие (при всех их недостатках). Он также не отдаёт себе отчёта в том, насколько глубоко политической является идея общественного блага. Как же велико сопротивление этой идее, и каким же общественным и законодательным авторитетом нужно обладать, чтобы рискнуть осуществить эту идею!

Если взглянуть на внутриполитические акценты политической программы Обамы, то средоточием всех интересов является именно проблема общественного блага. Система всеобщего здравоохранения – всего лишь один очевидный пример. Почему же, если не брать наш культурный радикальный индивидуализм, мы ещё не пришли к такой системе здравоохранения, тогда как все развитые страны мира уже ее имеют? Потому что в обычное время тезисы об общественном благе никого в Америке не интересуют. Программа создания Обамой рабочих мест, его экологическая программа, его озабоченность проблемами внешней политики – все это примеры того, как идея общественного блага становится средоточием политики. По-моему, всё это свидетельствует о том, что Обаму не беспокоит, как назовут его политику - левоцентристской или правоцентристской, его волнует превращение Америки в страну, заботящуюся обо всех своих гражданах, а не только о привилегированном меньшинстве. Обама хочет превратить Америку в страну, подобную другим развитым странам мира, страну, которая не была бы похожа на страны третьего мира.

Есть еще один аспект, касающийся Обамы и нуждающийся в пояснении – это его озабоченность исторической миссией Америки. Едва ли можно считать Обаму непатриотичным после его блестящих речей о нации и её наследии. Именно красноречие, с которым произносились эти речи в 2004 году, дало мне основание считать, что на американской политической сцене появился новый весьма примечательный персонаж. Но то, о чем говорил Обама, описывая миссию Америки, всё ещё не реализовано. Наша задача – помочь создать более совершенный союз, поскольку союз существующий нуждается в усовершенствовании. Обама отверг идею о том, что поддержка войны в Ираке – тест на патриотизм. Наоборот, он заявил о том, что истинный патриот должен выступить против подобной войны.

Еще в 2004 году слова Обамы напомнили мне о том, что я писал в своей наиболее часто переиздаваемой статье «Гражданская религия в Америке». Я писал о необходимости противостояния войне во Вьетнаме, так как именно такое отношение диктовал сам дух наших традиций. Слишком многие интерпретировали мою статью как описание американской гражданской религии в смысле чего-то «интегрирующего». Однако те из моих друзей, кто понял смысл написанных мной строк, сегодня говорят о том, что Обама, по их мнению, прочитал эту статью. Но это не важно. Обаме не нужен я, чтобы увидеть, что главная ценность, которую стоит защищать, это суть традиции, а не печальная реальность, фиксируемая им в его обещаниях закрыть Гуантанамо и отказаться от практики пыток. Тот, кто способен увидеть в Америке маяк надежды, даже если это, как выражался Линкольн, «последняя надежда на лучшую жизнь на Земле», и в то же время признать, что Америка совершала серьезнейшие преступления на протяжении всей своей истории, оказывается неуязвимым для критики, ни с левого фланга, ни с фланга правого. Обама никогда бы не стал выражаться так, как это делает преподобный Джереми Райт, но он знает, как знает любой думающий американец, что Джереми Райт сказал правду, даже если это не вся правда, и что отказ признавать ужасные страницы нашей истории не способствует здоровью нации, также как не способствует здоровью Германии или Японии замалчивание жутких страниц их истории.

В конце избирательной кампании Маккейн и Пэйлин начали называть Обаму социалистом на том основании, что он выступал за прогрессивный подоходный налог. Тем самым они хотели его дискредитировать. В этом содержится глубокая ирония. Каждая нормальная современная нация испытала влияние демократического социализма. Пусть эта традиция оказалась слаба в Америке, но она или нечто подобное ей («Новый курс») всегда присутствовали в американской культуре. Сегодня на повестке дня реформа системы всеобщего здравоохранения, несправедливой образовательной системы и многих других систем. В условиях современности «демократический социалист» - это нормально. Впервые за долгое время у нас тоже появилась возможность стать нормальными, лучше реализовать свою в хорошем смысле исключительность и в значительной мере избавиться от своей исключительности в плохом смысле. Для этого нужен очень зрелый лидер и активное участие со стороны народа. Как любит повторять Обама, «это наш шанс, это наше время!». Я рад, что дожил до того времени, когда у Америки, этой великой, но полной предрассудков нации, появился новый шанс.

Источник: http://www.ssrc.org/blogs/immanent_frame/2009/01/12/this-is-our-moment-this-is-our-time/

       
Print version Распечатать