Еще о Путине и пустоте

Похоже, Россия вплотную подошла к той черте, за которой, по предсказанию Чаадаева, она сможет преподнести миру свой "великий урок". Для этого нужны как минимум два условия: во-первых, Россия должна понять, чему именно она научит остальной мир, и во-вторых, мир должен быть готов воспринять русский урок.

Начну со второго условия. Оно заключается в том, что в современном мире полностью исчерпан проект модерна с его принципом гуманитарного знания. Теперь либерализация все решительнее отождествляется с репрессией, идеологизированная публичность вытесняется безыдейной повседневностью. Таков смысл перехода к постмодерну, о котором яснее всех сказал Ж.Бодрийяр: "Все оргии освобождения мы уже пережили и теперь ускоряемся в пустоте". Едва ли Запад очень радуется этому открытию: там живут люди, которые привыкли к чему-то более надежному и практичному, нежели "ускорение в пустоте".

Россия, всегда принимавшая вызовы Запада как родные и старавшаяся ответить на них, сполна пережила свои оргии освобождения. Она избавилась от своего монархизма, потом социализма, а в наши дни уже и от либерализма. Теперь она слегка болеет державничеством, но для ее пережившего столько болезней тела это пустяк - золотушная сыпь. Иммунитет против всяческих "измов" в русской душе накопился огромный. Главное же, в России всем этим увлечениям очередной идеей и разоблачениям ее (как, наверное, им и положено) присущ налет фантасмагорической зрелищности. В любом случае господа идеологи могут не беспокоиться: в ближайшие годы и даже, может, навсегда спрос на их придумки будет мизерный. А что же будет?

Фигура, а пуще того - имя нынешнего президента подсказывают ответ, ибо в имени этом явственно слышится ключевое для современной эпохи слово "пустота". С новым тысячелетием началась эра не столько Водолея, сколько пустоты - главного и неотъемлемого достояния России, хотя бы потому, что Россия, как заметил В.Бибихин, демонстрирует тщету всех попыток человека "самостоятельно устроить себя на земле". Пустота и есть единственная нерукотворная, недоступная человеческому обладанию реальность истории.

Будущие ученые подробно разберут разные типы культурно-исторической пустоты.

Есть пустота западная - пустота порожнего ящика, научной перспективы и театральной сцены, заполняемая предметами и действующими лицами.

Есть восточная пустота - пустота всеобщей среды и вселенского средоточия, в которой взаимодействует, пребывая в непрерывном превращении, все сущее. Это пустота чистой функциональности, пронизывающей все планы бытия.

Есть современная пустота постмодерна - пустота виртуального мира, выпотрошенного и заново воссозданного электронной техникой.

Пустота России другая - плотная, неподатливая. Это огнедышащая пустота вулканического кратера, убийственная пустота грозового заряда.

В России с ее необъятными просторами пустота - реальность вездесущая и очевидная, даже гнетущая. Пустынность России делает жизнь русских странничеством, внушает им удаль и дерзость, ввергает в тоску, но и сталкивает человека с собой, а потому дарит моральное прозрение. Очень важно, что у нашего национального гения Пушкина звучит мотив "томительного бденья" в пустоте ночи, и этот мотив сопрягается с раскаянием и нравственным очищением. Пустоту в жизни еще надо научиться видеть и, главное, принимать. Больше всего мешала этому российская интеллигенция, вечно озабоченная обустройством мира и умеющая смотреть на жизнь только через очки идеологий.

Пустота по определению - не "объективная данность", не "то" и не "другое". Следовательно, она опознается только как предел знания и опыта, предел общения и сообщения, каковой есть чистая сообщительность. Пребывая вне понятого и понятного, пустота знаменует неисчерпаемую полноту смысла. Мы натыкаемся на нее, когда задумываемся над странным, только русской жизни свойственным разделением России на "Россию видимостей" и "Россию существенностей" (Розанов); когда начинаем понимать, что цветы русского гения "растут в уединении и безмолвии" и что под аморфностью русского лица скрывается "гранитная твердость" духа (Эрн). Мы уже достаточно опытны, чтобы не поддаться извечному соблазну российских идеологов видеть здесь метафизическую оппозицию, некую умственную точку опоры, которая позволила бы перевернуть мир или поставить его на прочное теоретическое основание. Пустоту нельзя мыслить. Ею можно (и нужно) только жить. Метафизической логике тождества здесь противостоит металогика чистого различия, вездесущей метаморфозы, в которой бесконечное разнообразие становится неотличимым от высшего единства. Пустота - это в действительности все-мирность несоизмеримого, подлинно этический фокус мироздания, где все является самим собой в той мере, в какой отличается от себя. Истинно человеческий мир! Пусть современный человек, по Бодрийяру, прикован к зрелищу мира. Русская пустота может дарить ему отдохновение. Она еще способна придать этой принудительно-всеобщей "картинке" бытия спасительное качество фантастичности.

"В свете пустоты" радикально меняет свой смысл политика. Она перестает быть внешним воз-действием и становится внутренней действенностью. Исчезает созданный интеллигенцией разрыв между "властью" и "народом". К власти возвращается ее само-властие, к народу - его само-бытность. Но быть самовластным значит подчиняться нравственному императиву: умали себя, чтобы превзойти себя и вместить в себя мир. Примечательна эта последовательная деидеологизация власти в современной истории России, ее тяготение к своему костяку "силовых структур", которые при столкновении с внешней действительностью обнаруживают, скорее, свое бессилие. Здесь нет противоречия. Россия, где все есть иное себе, сильна своей слабостью, и русское государство стоит благодаря его неуправляемости. Власть и народ в России едины в том, что оставляют друг друга и, более того, пред-оставляют друг другу быть самим собой, т.е. не-собой. В этом суть органичной демократии, которая жизненнее демократии формальной. Русское единство, эта загадочная "соборность", есть сокровенное пространство взаимного замещения душ вне и помимо формальной общественности. Оно оправдано самим фактом откровения человеческой личности, т.е. явления человека миру, которое есть одновременно и жест ухода из мира. В нем нравственная истина и жизненная красота сливаются воедино, как об этом сообщает народная пословица: "На миру и смерть красна".

Переход к "жизни в пустоте" предлагает по-своему радикальное совмещение инновации (сущность современной техники) и актуальности существования. Пустота есть, помимо прочего, точка схождения этих крайних величин, избавляющая и от революционного террора, и от ретроградной косности. Судьбоносное событие, кайрос народной истории означает лишь возвращение к неосознаваемой, но одухотворенной, одновременно страстной и разумной стихии "жительствующей жизни". Главный лозунг модерна - "Верным путем идете, господа-товарищи!" - в наши дни упрощается до афоризма житейской мудрости, столь же непритязательной, сколь и неоспоримой: "Все путем!"

Путин - как Пушкин: это наше все. Выбор, как в пари Паскаля, предрешен: ставьте на все - не прогадаете. Вездесущий путь не может и не должен быть доступным созерцанию. Даже неизменно строгие и скромные появления президента на публике оставляют впечатление избыточности.

Пора понять, что Россия жива не благодаря хлопочущим о ней, а вопреки им. Интеллигенции, гордящейся своим званием "самосознающей части общества", пора перестать будировать себя и заграницу праздными вопросами "Кто вы, мистер Путин?", "Кто мы для Путина?" и посвятить себя нравственно осмысленному само-оставлению, что в России, как и во всем мире, означает в конце концов жить по пустоте.

       
Print version Распечатать