На днях произошло событие, которое немецкая печать назвала достойным, но ненужным. Ушел в отставку президент Германии Хорст Кёлер. Причина отставки нетривиальная: в обществе разразился скандал вокруг интервью президента, где он вскользь упомянул, что немецкий контингент в Афганистане борется за торговые пути, ведущие из Германии в Азию. Где Кёлер разглядел в этой горной стране, в этом каменном мешке торговые пути, не имеет значения. Главное, он выразил мнение, что война, на которой гибнут немецкие солдаты, имеет экономическую подоплеку, во всяком случае, в том числе экономическую. И хотя во все времена шли войны за торговые пути и другие земные блага, начиная со Второй Мировой, говорить об этом стало неприлично.

В последнее время стало неприлично говорить и о геополитической подоплеке войн. Теперь воюют исключительно за свободу, вашу и нашу, сегодня отражают возможное нападение на свои страны тоталитарных режимов, находящихся на другом конце планете.

Уж на что журналисты изощрялись, клеймя Джорджа Буша за нападение на Ирак, каких только причин войны не называли, а о том, что Буш просто хочет нефти, говорили крайне редко.

И как не изощрялся Буш и его присные в объяснение разумности своих действий, в необходимости иракской авантюры, они ни разу не помянули экономические интересы. Официальная Россия также не ставила в вину американцам экономические мотивы, хотя один за другим опровергала те поводы, которые называли сами американцы. Однако российские руководители не говорили о том, что руководство Америки могло пасть так низко, чтобы затеять войнушку ради нефти. И, скорее всего, они были правы.

* * *

Нам сейчас неважно, насколько в войне в Ираке был значим нефтяной фактор, главное, что уже к началу правления Буша он считался неприличным, чтобы о материальной выгоде воин говорить вслух.

Американцы сами верили, что стоят выше всего этого. При Буше идеализм в политике, чувствовавшийся последнюю пару десятилетий, возрос до небес. Теперь президент не стеснялся заявлять, что лично беседует с Господом Богом и проводит в своей политике Божественные повеления.

Так и войну в Ираке ему повелел начать Господь. И воевали американцы отныне против противников Господа, каковыми являются исламские экстремисты. Еще чуть-чуть, казалось, и Буш мог провозгласить войну с Исламом. Но это не давала ему сделать экономика. Он вполне трезво понимал, что конфликт с исламским миром обернется невосполнимыми потерями в нефтедобыче и нежеланием шейхов-миллиардеров хранить свои деньги в американских банках: Саудовская Аравия продемонстрировала, что желает перевести свои сбережения в российские банки, чем заставила Буша немножко прикусить язык.

Но еще вопрос, понимал ли это Буш на рациональном уровне или повиновался инстинкту. Лгуном он не выглядел, напротив, производил впечатления очень искреннего человека, взвалившего себе на плечи неподъемную ношу быть в этом мире Удерживающим, охранять порядок на планете.

* * *

Личная дружба с президентом России Владимиром Путиным продлилась, несмотря на все перипетии во внешней политике, несмотря на все размолвки, приводящие чуть ли не к холодной войне, как минимум до конца его президентского срока. Но началась она со сближения на почве религии, когда Буш узрел на шее у Путина нательный крестик. Вскоре, поясняя своим избирателям неожиданное сближение с российским лидером, президент США заявил, что мы (он и Путин, Америка и Россия) вместе охотимся на террористов в темных уголках мира.

Владимир Путин, надо отметить, подыгрывал Бушу в его игре. Так во время американских выборов 2004 года, Путин, не дожидаясь их результатов, заявил на пресс-конференции в Душанбе, что неудачу Джорджа Буша на выборах можно будет расценить как победу террористов над Америкой. Более того, он добавил, что террористы (!) в Ираке целятся не столько в коалиционные войска, сколько лично в Джорджа Буша. И что если на выборах победит Буш, то это будет означать, что американский народ не дал себя запугать.

Но и Джордж Буш дал повод. Он первый из зарубежных руководителей позвонил своему российскому коллеге после Беслана и предложил любую помощь, которая потребуется. Буш привел в пример Беслан как квинтэссенцию террористического действия, когда в жертву приносятся дети. Он говорил именно о российских детях, на которых Западу по большому счету наплевать. Говоря о защите от террористической угрозы «наших детей и внуков», он говорил и о наших детях и внуках в том числе. И во всяком случае сам перед собой Буш был честен.

Буш искренно верил в свою роль мирового жандарма, и он был окружен людьми, исходившими из представления, что такая роль в мире востребована. Россия, в свою очередь, боролась скорее не за многополярный мир, а за мир биполярный, где она смогла бы выполнять свою миссию, например, миссию заступника за слабых, обижаемых и оскорбляемых, не мешая Америке быть жандармом. Был бы у нас злой полицейский и добрый полицейский, причем все от сердца, все искренне, все без фальши. А если бы это вело к материальным дивидендам, то, как говаривал патриарх Британской империи Сессиль Родс, благотворительность – хорошо, а благотворительность плюс 5% годовых еще лучше.

Буш как мог боролся за моральный облик американцев, выступал против абортов и прочих богопротивных действий. Он верил в первенство своей Америки, которое должно было основываться на ее моральном превосходстве, на нравственной чистоте американцев, на их искренней вере во Всевышние Силы. Он мыслил в идеальных категориях со всеми вытекающими последствиями. Аргументы от мира сего отскакивали от него как горох от стенки.

Права человека были составляющей его религии, они стоили войны, а нефть и торговые пути не стоили. И потому лексика, связанная с экономическими причинами войн, ушла далеко на задний план, и ее не вспоминал до сих пор никто, кроме раззявы Кёлера, за что он и поплатился своим креслом.

Буш вел Америку в XXI век, но мыслил категориями византийских императоров. Поначалу американцам, да и не только, это импонировало. Но вскоре стало ясно, что тяжелое бремя борьбы за свою веру он накладывает не только на американцев, но и на всех землян.

А нести его было тем тяжелее, что мир не разделял идеологию Буша, и чем дальше, тем больше. Буш был последним византийцем без своей Византии. Он желал ее возродить на манер очередного Третьего (или, считая, Россию, Четвертого) Рима и тем самым сделать по меньшей мере весь XXI век американским. Но Четвертому Риму не быть. И американский век, которому по всем земным подсчетам должно было достаться как минимум несколько десятилетий расцвета, пал вместе с Джорджем Бушем.

* * *

Барак Обама с первого дня своего правления оказался у разбитого корыта. Прежняя американская идеология была поломана и уставшие американцы не хотели больше никакой.

Обама привлек своих избирателей как сугубо светская фигура, обаятельный парень, который не мечтает о мировом господстве, оказавшимся таким трудным, который обещает расквитаться с наследием Буша, окончив две затеянные тем войны. И при котором не будет вечной войны за вечный мир, заставляющей каждого американца жить в постоянном напряжении. При котором вообще исчезнет выражение «война с террором». С которым будет легко. Который тоже по-своему идеалист, но идеалист безобидный, предлагающий цели привлекательные (такие как мир без ядерного оружия), но не требующие усилий ни одного рядового американца.

Американцы оказались готовы принести в жертву за такого президента претензии на однополярное господство. Теперь уже и из американской стратегической доктрины следует, что Америка не протестует против многополярного мира и не желает больше действовать одна на свой страх и риск. Америка после Буша отреклась от американского века, не пожелав тащить тяжелую и многим непонятную и неприемлемую ношу. За это Обаму заранее наградили Нобелевской премией. За то, что он не Буш.

Только одна страна в мире может нести византийское бремя Удерживающего веками – это Россия.

Но пока Третий Рим все еще лежит во прахе…