Душа народа, его квинтэссенция

В США не существует спора между теми интеллектуалами, которые поддерживают жесткую государственную политику, и теми, кто выступает против нее. Причина – отсутствие факта полемики как такового. Американская интеллигенция, базирующаяся в университетах и колледжах, уже давно предпочитает вариться в «собственном соку» – жить внутри своей субкультуры, не соприкасаясь с интеллектуальными группами, которые придерживаются иной точки зрения.

Люди, придерживающиеся противоположных мнений, предпочитают не общаться друг с другом, их не интересует точка зрения оппонентов, они не заинтересованы в диалоге. В рамках так называемых культурных войн наблюдалась та же самая картина: люди, находящиеся по разные стороны баррикад в этой борьбе, не общались друг с другом.

В своей книге «Политические пилигримы» я писал, что существование традиции критической саморефлексии, якобы характерной для западных интеллектуалов, было сильно преувеличено. Это связано с происхождением определения того, кто является интеллектуалом, которое восходит к таким людям, как знаменитый социолог Карл Манхейм.

Современные интеллектуалы не занимаются саморефлексией. Этого не было и раньше, интеллектуалы всегда увлекались определенными ценностями: радикально левыми идеями, антиамериканизмом... В Германии был период, когда интеллектуалы симпатизировали нацистам. Так что речь идет также и об идеях крайне правого толка. Все это подтверждает то, что интеллектуалы склонны составлять совершенно неправильные мнения о политической реальности. Так что критическая саморефлексия никогда не была их сильной стороной, несмотря на то, что многие люди так считают.

Не знаю, насколько правомерно говорить об отказе от «метафизического идеала» в интеллектуальной среде. Это не та категория, которую можно изучить с помощью «опроса общественного мнения» среди интеллектуалов. Приверженность метафизическому идеалу – это некий радикальный идеализм. Если вы придерживаетесь радикального идеализма, это приводит вас к тому, что вы начинаете симпатизировать таким системам, как сталинизм или северокорейский тиранический режим, и это совершенно не совместимо с либерализмом. В этом смысле отказ от радикального идеализма не является движением в сторону от либерализма, а наоборот – движением в сторону либерализма.

Хороший либерал никогда не будет радикальным идеалистом. Для хорошего либерала очень важно, какие методы используются для реализации идей. Чем радикальнее сама методология, тем меньше интересуют способы достижения идеальной цели. Примером является поддержка коллективизации со стороны советской, и не только, интеллигенции: «Да, много людей погибло, но во имя благой цели, во имя светлого будущего». Такого рода рассуждения на темы, касающиеся Советского Союза, слышны до сих пор.

Лучшим примером такого отношения в новейшей истории будет Иран. Западные интеллектуалы в свое время очень критично относились к режиму шаха, они были очень рады, когда тот был свергнут в результате революции 1978 года. Результат – иранская революция привела к установлению гораздо более жесткого репрессивного режима, чем режим шаха.

Другим примером может быть режим Батисты на Кубе. Это был авторитарный режим, погрязший в коррупции, который впоследствии сменился тоталитарным режимом Фиделя Кастро. Либеральные интеллектуалы никогда бы не признали, что режим Кастро хуже режима Батисты, потому что они поддерживали цели этого режима, призванного якобы принести социальную справедливость на Кубу, что оправдывало репрессии. Такой точки зрения придерживались многие интеллектуалы. И так происходит до сих пор.

       
Print version Распечатать