“Достоевский-экономист”: поэтика и социология

От редакции. В издательстве Фаланстер" вышла в свет работа Гуидо Карпи «Достоевский-экономист. Очерки по социологии литературы». «Русский журнал» попросил автора прокомментировать выход в свет русской версии книги.

Гуидо Карпи (1968) преподает русскую литературу в Пизанском университете (Università di Pisa). Сотрудничает с журналами "Вопросы литературы" и "Philologica", автор статей и монографий о русском модернизме, творчестве Ф.М. Достоевского и влиянии социоэкономических факторов на поэтику классической русской литературы XIX века. Написал общую историю русской литературы от Петра Великого до Октябрьской революций (Roma: Carocci, 2010. 738 с., на итальянском языке), редактировал несколько антологий русской поэзии.

* * *

Эта книжка сложилась из работ, вызванных к жизни историко-литературным и теоретико-методологическим замыслом, согласно которому историческая реальность является единственно возможным объектом искусства: «любое культурное творчество, – писал Люсьен Гольдман, – одновременно индивидуальное и общественное явление, оно располагается между структурами, созданными личностью автора, и категориями, выработанными общественной группой, в которой сформировалась эта личность».

Проблемы ставит история. Конечно, определенный общественно-исторический момент - не статичный пейзаж, воспроизводимый на речевом холсте, но пучок самых разных действий, противодействий и взаимоотношений, которые в прошлом находят свои предпосылки и открываются к многочисленным возможным будущим: нередко создателями великих произведений мысли или искусства являются представители обойденных или побежденных групп данной эпохи. Художник не «воспроизводит» и не «отражает» историческую реальность (она, динамичная и противоречивая, не поддается «воспроизведению»), но отбирает определенные явления и тенденции, чтобы переорганизовать их во вторичную структуру – произведение искусства, которая переориентирует (как прообраз) мировоззрение определенного социального круга и содействует определению его исторической роли, его близкого будущего, объективированного в условном художественном настоящем. Что социальное сознание не отражает мир, но строит и организует его, комбинируя элементы эмпирии, рассортированные согласно оценочному (аксиологическому) критерию, хорошо понимал уже Александр Александрович Богданов, крупнейший теоретик-марксист начала ХХ века.

Сортировка может касаться элементов содержания: например, в ранней статье о судьбах русского дворянства в «Идиоте» я рассматривал повествовательную структуру романа с точки зрения прямых или косвенных социоэкономических высказываний, рискуя – при всем обилии материала – несколько упростить постановку вопроса. В более поздних работах, включенных в настоящую книгу, я постарался перешагнуть через свой изначальный «вульгарный социологизм» (кстати, этот перегиб отчасти оправдан: меня вынудила на него потребность в здоровой пище, сложившаяся в результате десятилетий постмодернистского солипсизма) и учесть более глубокие формы гомологии, касающиеся поэтики. Сквозная связь между темой денег и темой агрессии, как и некоторые другие особенности поэтики Достоевского (цепь «эмблематических испытаний», превращение реальности в фантасмагорию символов-фетишей и т.д.) объяснимы лишь на фоне наиболее характерных особенностей общественно-экономического развития России периода отмены крепостного права. Зрелый Достоевский воспринимает вполне конкретный исторический кризис как кризис рационально осмысливаемой истории вообще и ищет способы выражения «надвременного», просвечивающего сквозь исторические события.

За пределами этой книги остались мои наблюдения относительно общественно-экономической почвы, на которой возникла классическая русская литература в эпоху от Карамзина и до Гоголя - подробно об этом периоде я написал в своей общей «Истории русской литературы от Петра Великого до Октябрьской революции», которая, надеюсь, рано или поздно увидит свет и на русском языке.

Сайт издательства "Фаланстер"

       
Print version Распечатать