День народного разъединения

Завтра будет отмечаться пятая годовщина со дня начала празднования «Дня народного единства», а в просторечье 4 ноября. И вот на протяжении уже четырех лет (и, кажется, завтрашний день исключением едва ли будет) праздник этот «омрачается» шествием русских националистов, которые в ходе своего променада по улицам Москвы, получившего название «Русский марш», постоянно сталкиваются с активистами различных антифашистских организаций. В силу взаимной непереносимости друг друга, они начинают драться. Эта драка, как правило, заканчивается вмешательством ОМОНа, тяжкими телесными повреждениями с обеих сторон и, обыкновенно, торжеством насилия и неполиткорректности.

Хотели как лучше…

Иными словами «День народного единства» превращается в «День народного разъединение» или, что точнее, «День народной забавы “стенка на стенку”», когда представители двух противоборствующих лагерей лупцуют друг друга почем зря. И вероятно, модная русская забава, которой, если судить по фильму Никиты Михалкова «Сибирский цирюльник», русские люди традиционно справляли масленицу – единственное, что ныне объединяет представителей нашего отечества.

А ведь как все хорошо задумывалось: сделать праздник, который мог бы заменить 7 ноября, день Октябрьской революции, переименованный в новой России в «День согласия и примирения». Традиционно 7 ноября на улицы выходили коммунисты, поносившие действующую власть как антинародную и ратовавшие за ее скорейшую смену.

Чтобы народ особо не бузил, решили ввести как будто бы нейтральный праздник, имеющий отношение более к дореволюционной эпохе, нежели к современной России или же России советской. Праздником этим решено было назначить четвертый день последнего осеннего месяца, в который православные отмечают День Казанской Божьей Матери. Этот день, кстати, в дореволюционной России считался, соответственно указу царя Алексея Михайловича 1649 года, государственным праздником. Праздновался он вплоть до 1917 года. И вот, в качестве восстановления исторической справедливости, был учрежден «День народного единства».

Безусловно, едва ли как таковая борьба за историческую справедливость была основной причиной того, что 4 ноября был назначен новым российским государственным праздником. Если бы это было так, то ввели бы его, например, в 1990-е годы, когда эта самая борьба принимала свои наиболее крайние формы. Именно тогда переименовывались города, улицы площади. Но если можно было переименовать город, то почему нельзя было учредить новый праздник взамен старого? Однако в тот момент такая идея никому в голову не приходила.

Как уже было указано выше, 7 ноября просто переименовали. В таком усеченном виде он и существовал добрый десяток лет, пока не почил в бозе. Впрочем, это можно было спрогнозировать, ведь, в конце концов, как сказано в Библии, нельзя влить новое вино в старые мехи. А коли это так, то нельзя, соответственно, требовать от народа согласия и примирения в день, когда это согласие и примирение было отвергнуто.

А может быть, причина была иная. Возможно, решили, что согласия и примирения многонациональный народ России уже достиг, и теперь из него необходимо «сколачивать» нацию. Иными словами, делать нацию единой. И этот праздник мог бы в этом очень хорошо помочь. В конце концов, есть же у американцев 4 июля, а у французов – день взятия Бастилии. Дни, с которыми массовое национальное сознание ассоциирует момент создания нации.

Но почему-то не получилось. 4 ноября посчитали своим днем те, кто борются за, как они это называют, «права русского народа». Иными словами, «День национального единства» пока что присвоили себе этнические националисты. Те, кто считает, что «Россия для русских» и «россияне – это только русские и никто иной». Так в отношении «Дня народного единства» оказалось верным знаменитое высказывание когда-то премьер-министра Российской Федерации, а ныне советника президента России, Виктора Степановича Черномырдина: «Хотели как лучше, а получилось как всегда».

Созидание нации

Очевидно, что когда во время отбора дня нового праздника выбор остановили именно на 4 ноября, то руководствовались несколькими причинами. Во-первых, 4 ноября = это православный праздник, а следовательно его должны одобрить все православные граждане страны, которых по разным оценкам насчитывается от 62% до 90% населения (в любом случае их больше половины от общего числа граждан страны). Во-вторых, в отличие, скажем от других возможных дней, например 8 сентября (День Куликовской битвы) или 11 ноября (День стояния на реке Угре, положивший конец ордынскому игу), день изгнания ляхов из Московского Кремля не затрагивает чувства какой-либо из представителей ныне живущих в России этнических групп. В-третьих, события, ознаменовавшие начало празднования этого дня, настолько отдалены от современности, что едва ли найдется какая-либо социально значимая группа людей, которая так или иначе негативно восприняла бы его (конечно, могут существовать какие-либо Мафусаилы, лично участвовавшие в изгнании поляков или, наоборот, бывшие по ту сторону кремлевской стены, но это из категории научной фантастики).

Казалось бы, все свидетельствует в пользу того, что новый праздник будет пользоваться успехом у всего населения страны. Но почему-то для большинства он оказался даже более чужд, чем 7 ноября. А ведь, казалось бы, именно 4 ноября российское воинство под руководством князя Пожарского и гражданина Минина освободило Москву и положило начало преодолению Смуты в государстве Российском. Почему же он не стал таковым?

Прежде всего, очевидно, что праздник, подобный «Дню народного единства», призван объединять нацию. Но как раз нации-то в России и нет. Ее нет ни в каком виде. «Татарская нация», «башкирская нация» и так далее – это этнические группы, которые в силу определенных причин, вызванных к жизни крайне непоследовательной национальной политикой СССР, были названы нациями.

Еще более худшая ситуация сложилась с той группой, которая называется «русская нация». Она за годы советской власти превратилась даже не этнографический материал, а в нечто намного хуже. Призванные быть тем, что называется «государствообразующим этносом» или «государствообразующей нацией» русские просто не способны выполнять функцию государствообразования в силу того, что в настоящее время не обладают практически никакими механизмами, позволяющими привлечь на свою сторону или ассимилировать (в самом широком смысле) иные народы. Конечно, эта проблема могла быть решена, если бы прирост русского населения, или считающих себя русскими, был бы выше прироста населения иных этнических групп, проживающих на территории России. Но ведь это не так. Русские ныне просто вымирают.

Но, как известно, существует и иной механизм привлечения в национальную группу новых членов. Этот механизм – культура. Но, как это ни прискорбно в настоящее время, русские ныне не обладают никакими культурными смыслами, которыми могли бы, проникнув в культуры населяющих Россию народов, сделать их подобными русской культуре. Ссылки на великую русскую литературу XIX столетия уже не срабатывают. Пушкин, Толстой, Достоевский, – все эти имена стали в той же мере достоянием культур народов, живущих на территории России, что и самих русских. Но этими народами данные писатели и поэты не воспринимаются как русские. Они воспринимаются татарами как татарские писатели, а чукчами как писатели чукотские (конечно, если ни татары, ни чукчи не являются крайними националистами, ратующими за очищение своей культуры и языка от всех заимствований последних 600 лет). В то же время, у этих народов есть свои писатели и поэты, имена которых русским практически ничего не говорят (например, имя Ивана Куратова – создателя литературного языка коми, или Габдуллы Тукая – выдающегося татарского поэта).

Иными словами за годы советской власти русские практически растратили свое культурное достояние, сделав его достоянием всех народов, населяющих СССР, но сами эти народы русскими не сделались (отсюда и распад Советского Союза, и провозглашение национальными республиками в составе РСФСР своего суверенитета).

Что делать в нынешней ситуации, едва ли можно предположить. Однако, один выход все же есть – создавать новую культуру российской нации, в которой имена Ивана Куратова или Габдуллы Тукая были бы столь же значимы, как и имена Пушкина и Лермонтова – культуры, к которой россиянин питал бы большую лояльность, чем к культуре той этнографической группы, к которой он принадлежит. Пойдя иным путем, вряд ли можно будет добиться какого-то значительного прогресса на пути созидания новой российской нации. И вот когда первый шаг на этом пути будет сделан, тогда и может возникнуть спрос на новый национальный праздник.

Почему не 4 ноября?

Только им вряд ли станет 4 ноября. Ведь этот праздник был обречен с самого начала. И отсутствие той самой общности, которую он был призван объединять – не самая серьезная причина его неудачи. Для успеха подобных праздников важно создание всеобъемлющего идеологического обоснования их существования. А на это требуется, по крайней мере, несколько лет.

Почему-то в России принято считать, что День взятия Бастилии или 4 июля, День независимости США, начали праздновать именно в тот момент, когда свершились события, ознаменовавшие появление этих праздников. Но это не так. К примеру, День взятия Бастилии был признан государственным праздником только в 1880 году, а 4 июля на 10 лет раньше, то есть 1870 году. Но в любом случае, объявление этих дней праздниками произошло примерно через сто лет после означенных событий. Кроме того, они появились именно тогда, когда перед правительствами этих стран возникла необходимость созидать нацию. Но при этом важно учитывать, что и день был выбран достаточно специфический.

Во-первых, он был хронологически достаточно отдален, чтобы покрыться туманом истории и стать основой появления исторических легенд, а, во-вторых, он был не достаточно далек для того, чтобы все совершенно забыли, с какими идеологическими и не только идеологическими баталиями он связан. В-третьих, этот день был днем созидания того государства, в котором люди жили, жили здесь и сейчас, а не того государства, в котором жили их предки. И в этом смысле, можно предположить, что если в будущем, лет эдак через 60 будет принято решение учредить праздник, который бы стал «Днем объединения нации», им мог бы стать либо 21 августа, день поражение ГКЧП, либо 12 декабря, отмененный ныне День Конституции. Ведь пока это единственные дни, о которых с полным правом можно сказать, что именно тогда созидалась Российская Федерация.

       
Print version Распечатать