Чэнду. Китайский Хаос

Для китаиста после долгого перерыва попасть в Китай - все равно что пьянице выпить на старые дрожжи: вмиг захорошеет. От каждого пустячного впечатления вздыбится, пойдет ходуном болотная топь сознания, поднимутся из глубин памяти пузыри забытых мыслей и заполнят собою сиюминутное, открывая в жизни неведомые и все же странно-знакомые дали. Этой сокровенной глубиной сердца и далью мысленного взора удостоверяется в человеке его предназначение...

Прилетая в Чэнду сквозь моросящий весенний дождь и лабиринты аэропортов, в компании юрких китайских бизнесменов, нелепо одетых китайских модниц и тайваньских ветеранов Гоминьдана, едущих, позабыв про свой старый семейный спор с коммунистами, поклониться могилам предков в праздник поминовения мертвых... Продираясь на выходе из аэропорта сквозь толпу старателей частного извоза, отдаюсь в цепкие руки первой попавшейся женщины. Справился о цене, иду за угол к машине. Внезапно выросший на пути таксист предлагает довезти за те же деньги с включенным счетчиком. Он, по его словам, - легальный, а женщина - от леваков, которых прикрывает полиция. Делаю резкий разворот и сажусь к нему. Это по-китайски: умный человек должен уметь "кинуть" в нужный момент, и желательно - прикрывшись моралью. Стоически выслушиваем с водителем прощальную ругань вербовщицы, и через несколько мгновений старенький Фольксваген китайской сборки несется по скоростному шоссе в город.

Мой хитрый ход, как полагается в Китае, вознагражден: таксист, по фамилии Чжэн, занимается ушу в старинной школе "Шэнмэнь" ("Школа святых") - одном из ответвлений Шаолиньского бокса. Главе школы уже за девяносто, и он ушел в окончательный затвор, по-китайски - "созерцание стены". Но Чжэн обещал свести меня со своим непосредственным учителем.

Чэнду - центр провинции Сычуань, древний и красивый город. Впрочем, старинного в нем ничего почти и не осталось, и красота у него теперь другая. За последние полтора десятилетия весь Китай отстроился заново, неузнаваемо изменив свой облик. Повсюду новые офисы и магазины, многоэтажные жилые дома из категории добротного типового домостроения. Китайцы учли негативный опыт жилищного строительства в других соцстранах: за дешевизной не гонятся, но где можно - экономят. Квартал за кварталом тянутся стандартно-безликие здания с относительно комфортабельными квартирами, но спроектированные без изюминки, даже без китайских элементов в дизайне. Похожее равнодушие к своему прошлому и архитектурному изыску можно встретить разве что у другого древнейшего народа на земле - греков, сплошь застроивших свои Афины невзрачными бетонными особняками. Невольно подумалось: оба великих народа так много потрудились в истории и так глубоко усвоили дух своей культуры, что не имеют ни возможности, ни даже потребности выражать свое величие в отдельных "исторических памятниках". И потом: разве жизнь "как она есть" не выше и не богаче всякого идеала?

Да, жизнь выше идеалов: вот главное китайское откровение. Безликое лицо китайского города внушает (никогда не являет, не показывает) присутствие Хаоса - реальности бесформенной и, следовательно, вечно ускользающей, рассеивающейся, теряющей себя, как вечно текучая повседневность. Громадность городского нагромождения достигает здесь своего предела, обращаясь в свою противоположность - в пустоту пустыни. Но Хаос - враг одномерности, любого общего стандарта. Подобно китайскому пейзажу, который следует разглядывать либо издалека, либо в упор, в обоих случаях не видя перед собой предметных образов (и это значит, что видимые образы служат в нем только маской реальности, пребывающей за пределами разрешающей способности зрения), пространство современного китайского города имеет в действительности два плана: с одной стороны - насыщенное житейской суетой микро-пространство, пространство-место жилого квартала с его низкими, густо лепящимися друг к другу строениями и узкими, заставленными лотками торговцев и даже мебелью переулками (это план Земли); с другой стороны - выявляемое транспортными эстакадами ("небесными мостами" по-китайски) и верхушками одиноких небоскребов макро-пространство пустой среды и всеобщей сообщительности, где все вмещает в себя все прочее (план Неба). Здесь есть своя иерархия - Небо обнимает Землю, - но иерархия скорее символическая и внутренняя, где часть пребывает внутри целого и не знает своей ограниченности.

Можно только изумляться тому, как полно и точно китайцы, перестраивая до основания свою страну, воспроизвели двухслойно-сферическую структуру своего Универсума (символизируемого, кстати, тыквой-горлянкой с ее двумя вложенными друг в друга полусферами). Хаос, как вращающаяся сфера или двойная спираль, хоть и безлик, но имеет множество проявлений или, лучше сказать, граней, преломлений: здесь все оформленное и конечное знаменует превращение круга в квадрат с его торчащими углами. Операция, как мы знаем из геометрии, в общем-то вполне естественная.

В этом круговороте анонимного всеединства нет никаких привилегированных образов, никакой публичности и, следовательно, никакой политики. О власти компартии напоминает разве что памятник Мао Цзэдуну перед зданием городского правительства. Образчик монументального агитпропа выглядит нелепо среди китайского Хаоса, тем более что автор по неопытности перегрузил свое творение идеологическим смыслом: председатель делает шаг вперед и одновременно вытягивает перед собой руку, то ли сослепу шаря перед собой, то ли указывая самому себе цель своего движения.

Люди в городе, подобно двум планам вселенского Хаоса, живут как будто порознь - и все же как бы сплющены в одно массовидное, родовое (в смысле избыточного и порождающего начала) тело. Это тело столь же полое, все в себя вмещающее, сколь и полное, имеющее в себе все, "чем богат мир". Не-сущее как несущее. Секрет китайского общежития, китайское live and let live заключается в способности общаться наощупь, как младенец приникает к матери, еще не понимая, что у него есть мать. Плавный, неспешный поток людей и машин на улицах действительно подобен течению реки, которое нельзя ни ускорить, ни замедлить: вот где воспитывается знаменитая китайская связка терпения и довольства. Один мой знакомый мастер ушу считает лучшим проявлением истинного мастерства, гунфу, способность как бы плыть в людской толпе, незаметно оттесняя окружающих в сторону. В местах, где людская масса скапливается и застывает - в очередях, в автобусах, поездах и проч. - жизненное пространство завоевывают, понемногу утесняя соседа, причем захватчик неизменно смотрит в противоположную сторону, а его лицо сохраняет бесстрастное выражение. В китайской жизни все должно происходить "само собой", по возможности так, чтобы никому нельзя было приписать ответственность за происходящее. К примеру, уличные регулировщики без смущения созерцают царящий вокруг них хаос, даже не пытаясь навести порядок. Отношения выясняют редко, но делают это в самой грубой форме, ведь уличенный в посягательстве на жизненное (телесное!) пространство соседа рискует "потерять лицо". Все же желание отдаться потоку жизни предопределяет общую атмосферу благодушия и умиротворенности. (Мне рассказывали, впрочем, что во времена революционных конвульсий напряженности было куда больше, и за чрезмерно пытливый взгляд на улице могли дать в морду.)

Верх чувствительности совпадает с невосприимчивостью к внешнему миру: таков один из секретов китайской мудрости. То и другое сходится в главном принципе китайского быта - обходительности. Кажется, в чэндусцах оба качества китайской толпы - погруженность в себя и учтивость - развиты в максимальной степени. Что и оправдывает их репутацию в Китае как людей "умиротворенных и возвышенных". Кроме того, в Чэнду совсем не видно попрошаек и нищих, заполнивших улицы, например, современного Шанхая.

Уличное движение со всей наглядностью демонстрирует неиссякаемую силу все того же Хаоса. Водители едут в нужном им направлении, игнорируя все правила дорожного движения. Выезжая из боковой улицы на главную магистраль, они, как китайские пешеходы, не ждут удобного момента, а просто плавно въезжают прямо в поток транспорта (конечно, никто и не думает пропустить их). Грузовики и автобусы перестраиваются, как бог на душу положит. Часто можно видеть, как автомобиль с безумным упорством едет прямо по середине встречной полосы навстречу движению, постепенно выруливая к своей стороне дороги. Никто и не думает возмущаться: в конце концов, каждый сам за себя. В таких условиях единственным средством обеспечить себе минимум безопасности остается клаксон, но и он не всегда спасает. Дорожные аварии случаются довольно часто.

Естественно, что и исполнительность в китайском Хаосе особая, идущая не столько от ума и понимания, сколько от сердца и телесной интуиции. Она воплощается больше в со-чувствии, "душевном понимании", нежели в деловом сотрудничестве. Портье не может определить, живет ли интересующее вас лицо в его гостинице, и не способен найти оставленную для вас записку, которая лежит у него под носом. Прохожий не знает, как пройти к магазину в соседнем квартале, даже если он живет в этом районе. Официантки в ресторане могут заученно устроить фуршет на западный манер, но будут раз за разом ходить на кухню, чтобы принести отсутствующую чайную ложечку, салфетку или кусочек сахара для кофе. Еще одна удивительная деталь: в тех местах, где есть частные микроавтобусы, перевозящие туристов, нередко бывает так, что перед отправлением автобуса за рулем сидит один человек, деньги собирает другой, а везет третий. Это не просто следствие избытка рабочих рук, но и определенный стиль жизни: рабочее место, сотрудничество предполагают общность телесного существования.

А все дело в том, что китайцев объединяют не идеи, даже не дела, а... тела. Для них люди едины потому, что имеют одинаковые переживания и желания, тогда как идеи и понятия людей, наоборот, разделяют (это почти буквальная цитата из китайских источников). Жизненное пространство всегда соотносится с телесным присутствием, и его надо оберегать - в одиночку или сообща. О чем и напоминает забавно переиначенный по-английски наказ "Соблюдай дистанцию" на китайских грузовиках и автобусах: KEEP THE SPACE.

И подобно тому, как наша телесная интуиция не различает субъект и объект, китайская грамматика не позволяет отличить глагол от существительного. Во дворе роскошного отеля для иностранцев можно увидеть чудовищную английскую надпись, автор которой явно не понимал разницу между действием и состоянием, зато (видимо, из вежливости) очень хотел преобразить индивидуальную ответственность во всеобщую. Надпись гласит: PLEASE PROTECTING THE GARDEN.

На следующий день вечером я сижу с таксистом Чжэном и его учителем в ресторане и в очередной раз выслушиваю незыблемые, как мир, правила школ боевого искусства в Китае: школа существует не для драки, а для того, чтобы передавать "великое Дао", нужно быть беззаветно преданным учителю и товарищам по школе, а учитель, в зависимости от способностей и нравственных качеств ученика, сам решает, что и когда ему преподать; мастера боевого искусства чураются власти и славы, но не дают себя в обиду и т.д. Постепенно приходит понимание, что в аморфном, "рассыпчатым, как песок", китайском обществе такие сплоченные организации - в самом деле серьезная сила, и власти Китая не зря всегда их опасались. Учитель Чжэна - бодрый, с румянцем на щеках мужчина лет сорока на вид, которому, по его словам, уже шестьдесят. Он работает заместителем директора компании, строящей автомобильные дороги. По западным понятиям - самая мафиозная должность.

Для завершения вечера отправляюсь с моими новыми знакомцами в увеселительное заведение под приличествующим ему названием "Вавилон". Такси Чжэна долго петляет между толстых опор "небесного моста": какой-то сумасшедший догадался проложить здесь проезжую часть. Уж не сидящий ли рядом со мной ушуист-дорожник, знающий, как использовать великий страх Хаоса для воспитания духа? Но вот и Вавилон. Внутри, вместо вавилонского столпотворения веселящейся молодежи, пустынные коридоры. Развлекаются в Китае тоже уединенно, в кругу "своих", при непременном кала-окей, как китайцы прозвали японское караокэ. Заводят в кабинет, приносят пиво с закусками и предлагают попеть в микрофон с приставленными девицами за 200 юаней (25 долларов). Это выше моих сил. Расплачиваюсь и бегу из своего вавилонского плена.

Оставив позади пляшущие огоньки "Вавилона", такси возносит меня на небесный мост - прямо к темному куполу неба, в котором висит пара тусклых звездочек.

       
Print version Распечатать