От редакции. Одним из заметных литературных событий 2011 года стала публикация «Дневника Жеребцовой Полины» – заметок о Чеченской войне, которые автор, уроженка г. Грозный, вела с четырнадцатилетнего возраста. «Русский журнал» побеседовал с Полиной Жеребцовой о войне и литературе.

Полина Жеребцова – российская писательница -документалист, поэтесса. Автор документальной книги "Дневник Жеребцовой Полины". Родилась в многонациональной семье на территории Чечено-Ингушской АССР, в городе Грозном. С началом войны 1994 года начинает вести личный дневник, в котором описывает происходящие исторические события. В 2006 году становится лауреатом международного литературного конкурса имени Януша Корчака в Иерусалиме. В 2006 году пишет письмо Александру Солженицыну: рассказывает о своих Дневниках и просит помочь с публикацией. Сотрудники фонда Солженицына помогают Полине переехать в Москву. Полина Жеребцова продолжает публиковаться в Москве: журнал «Знамя», журнал «Большой город», газета «Свободное Слово».

* * *

Русский журнал:Ваш Дневник стоит в одном ряду с «Шалинским рейдом» Германа Садулаева, романом «Нас предала Родина» Константина Семенова, где война в Чечне видится глазами самых обычных людей. Но ни в одном из подобных рассказах нет «предчувствия войны». Неужели царящая сегодня взаимная нелюбовь русских и чеченцев – не только возникла вследствие большой политики, но и продолжает существовать сегодня, когда режим КТО отменен в ЧР?

Полина Жеребцова: В моем видении мира нет «любви» и «нелюбви» между русскими и чеченцами, есть осознание некоего опыта, который люди, попавшие в жернова войны, должны пережить. Война довольно беспощадное действо для всех, кто оказывается на ее территории: она срывает маски лицемерья и показывает истинные намерения тех или иных лиц. Мой опыт позволил мне, находясь в самой гуще событий, чувствовать это. Быть Свидетелем, быть тем, кто беспристрастно записывает окружающую его историю. Возможно, в этом сказалась многонациональность предков, быт художников, актеров и журналистов, окружающий меня с младенчества. В нашей семье не было националистов, людей, которые хоть как-то выделяли одну национальность перед другой. Тоже самое с религиями: не было предпочтений, упертости во что-то одно. В библиотеке моего деда журналиста-кинооператора, насчитывалось 10 000 томов. Дед всю жизнь собирал антикварные книги, берег их и сохранял. На почетном месте в доме стояли три книги: Тора, Библия и Коран – как дань уважения нашим далеким предкам: людям разных конфессий. Что касается ухудшения отношений между двумя национальностями, то могу сказать, что до первой войны в ЧР - я ничего подобного не могу даже припомнить. Люди жили дружно, справляли вместе праздники, роднились, делились радостями или бедами. Во многих чеченских семьях мама или бабушка были русскими.

РЖ: Есть замечательный фильм «Три товарища» - «собранный» Машей Новиковой из снятых Рамзаном Межидовым видеосюжетов о том, как самые обычные жители Грозного вместе переживали войну, бомбежки, новогоднюю ночь 1995 года. Фильм полон сюжетов, где жители Грозного – чеченцы и все те, кого называли русскими (то есть армяне, евреи, греки и сами русские) жили и переживали весь происходивший кошмар вместе. Тогда почему на обыденном уровне сегодня существует взаимная нелюбовь русских и чеченцев друг к другу?

П.Ж.: Первая война еще несло в себе как бы тень человечности. Никто, кроме генералов, особенно не хотел воевать. Российские военные и повстанцы, защищавшие город – часто обменивались пленниками, помогали друг другу, братались. Перебрасывали друг другу во время боев сигареты и шоколадки, привязав к ним камушки – для дальности полета. Бесполезно командиры кричали матерные ругательства – люди в своем большинстве все же не хотели воевать. До 1994 года, многие вместе служили в армии, поскольку территории граничат – семьи роднились и дружили.

По сути, властями была развязана гражданская война в многонациональной республике.

Лично я знаю случаи, когда чеченцы прятали у себя раненных русских солдат в первую войну. Лечили. Кормили. Отправляли тайно в центральную Россию.

Мирные люди также оказывали друг другу помощь, вместе пережидали обстрелы.

Но, постепенно, засасываемые трясиной войны, два народа расчеловечивались. Потери противоборствующих сторон множились. У детей – гибли родители. Кто-то терял в боях сына, чей-то брат погибал и вместо него шел воевать уже младший…

Уже только тлеющая где-то глубоко внизу ненависть от обиды за депортацию чеченского народа в скотных вагонах и последующую гибель очень многих в казахстанских снегах, обрела новую жизнь после августовских событий 1996 года. Отношения между народами стало беспощадным к 2000-м годам.

После второй чеченской войны в общественном транспорте нельзя было заговорить на русском языке – могли избить, или выгнать оттуда. Те редчайшие русские, что уцелели – меняли имена, ходили в больших платках и говорили на чеченском языке.

Ненависть между народами достигла своего апогея.

РЖ: Есть еще чеченская «военная проза» - роман В. Миронова «Я был на той войне», «Чеченские дни» Д. Бутова, «Аргун» А. Бабченко, «Патологии» З. Прилепина, наконец, «Моя война» Г. Трошева, где достаточно подробно рассказывается не только о непримиримости «повстанцев», но и о жуткой жестокости к пленникам или противникам. При том, что подонков и негодяев хватало и среди федералов, все же интересно, кто, например, вставал в ряды басаевцев при захвате роддома? Что это были за люди?

П.Ж.: Я не была при захвате роддома, поэтому могу опираться только на рассказы других мирных людей, которые присутствовали там.

Мужчина, которого вместе с супругой захватили в плен, и который шел обратно вместе с Басаевым по данному властями «коридору» рассказывал, что повстанцы были в большинстве своем порядочными людьми, хотя среди них были и те, кто угрожал расправиться с пленниками, но в итоге его и супругу благополучно отпустили. Что же касается жестокости: это война. Воины – жестоки. И все же я не слышала, чтобы во время войны повстанцы обижали мирных жителей. У них был некий «кодекс чести»: «Нельзя брать вещи без спроса», «Нужно помогать старикам и детям»…Но не могу сказать этого про федеральных военных: много случаев, когда они грабили, насиловали, убивали. Однако, среди всех есть исключения.

РЖ: Изменилось ли Ваше представление о причинах войны в Чечне? Какими они казались в 1994 г., 1996 г., 1999 г. и сейчас?

П.Ж.: Нет, не изменилось. Несмотря на то, что мною был испытан геноцид с обеих сторон: российские военные бомбили и уничтожали мой город и ранили меня, а из-за «русской» фамилии меня преследовали по месту учебы, а позднее - работы в газете. Но, несмотря на то, что бомбили меня и ранили военные РФ, а угнетали обозленные от потерь чеченцы, мое мнение по этому поводу неизменно: ошибки властей и захват территории с целью заполучить ценные ресурсы, а именно нефть были причиной этих войн. Также в стране была безработица и кризис – чем больше смертей, тем меньше голодных и недовольных. Меньше нужно платить пособий, пенсий, многое можно списать на войну. Судя по тысячам только убитых детей в ЧР, власти со своей дьявольской задачей весьма успешно справились, разрушив к тому же отношения между народами.

РЖ: Как самые обычные чеченцы – возможно, Вы помните – восприняли Хасавюртовские соглашение? Было ли важно окончание боевых действий или получение, пускай формальной, независимости (вывод федеральных войск)?

П.Ж.: Многие простые люди радовались, танцевали, пели песни.

Однако, этот вывод войск не обошелся благополучно: вооруженные чеченцы стреляли в спину уже уходившим российским военным, а российские военные, напоследок, стреляли из танков по жилым дворам. На моей памяти множество жертв среди мирного населения.

Никогда не забуду, как в августе 1996 года разорвался снаряд, и на руках у молоденькой матери-чеченки, осколком снаряда грудному ребенку – отрезало голову.

РЖ: Вы говорили о том, что больше никогда не вернетесь в Чечню. Но после переезда в «русские регионы» Вам не показалось, что Вы дома? Что для Вас сегодня родина? Насколько родина для Вас современная Чечня? Или для лишенного детства военного поколения детей Чечни Родина – это довоенная многонациональная республика?

П.Ж.: «Русские регионы» это просто новый круг ада, в который я попала. Там не принимают тех, на ком стоит клеймо: «из Чечни». Там нас не разделяют по национальному признаку – а ненавидят всех, только потому что мы «оттуда». Но, вероятно, этот «новый круг Ада» был нужен для осознания и понимания неких ценностей. Я – мистик и не верю, что все случается «просто так».

Родиной для меня осталась довоенная Чеченская республика, где жили и не ссорились простые люди, играли дети. Было много мужественных и честных людей. Современная Чечня – совершенно чуждое для меня место, обагренное кровью тысяч детей, и пропитанное страхом смерти. Сейчас родины нет.

РЖ: Вы писали о том, что носили платок, «чтобы не узнали, что у меня мама русская, лучше ко мне относились». Почему, несмотря на общее горе, среди жителей военной Чечни существовали предрассудки в отношении национальности или вероисповедания?

П.Ж.: Я думаю понадобится лет сто, чтобы умерло два поколения тех, кто пострадал, тех, у кого с обеих сторон погибли родные. Тогда эта война останется в прошлом.

Те, коренные жители - нечеченцы, что остались в Чечне, «очеченились», знают чеченский язык, приняли Ислам. Для того, чтобы жить там и не быть уничтоженными.

Беседовала Раиса Бараш