Билет с открытой датой

В субботу утром я поехал в МГУ – забрать в главном здании своих друзей из Сербии: двух социологов, приехавших на конференцию в Москву. Я им сказал накануне: «Пошли со мной на митинг. Увидите исторические события. Такое бывает один раз в двадцать лет». На Воробьевых горах всегда холоднее, чем в других районах Москвы. Я вышел из машины на три минуты – и понял, что здесь очень холодно. В кафе на Добрынинской, где я объявил место сбора, собрался, как обычно, разный народ: два блогера из Одинцовского района, три философа, два сербских социолога, два британских политолога, мой младший сын (я решил его взять с собой, несмотря на заявления начальника московских школ Исаака Калины) – всего человек двадцать. Глеб Павловский пришел, хотя накануне из-за больной ноги сказал мне, что придет уже прямо на Якиманку. Выпили чаю. И пошли.

Московские власти потихоньку осваивают обеспечение митингов. Через рамки мы прошли быстрее, чем на проспекте Сахарова в декабре. Вот удивительно – поутру было очень холодно. Но как только вошли на Якиманку, показалось, что потеплело. Пошли вдоль колонн, которые группировались перед тем, как начать движение. Коммунисты, анархисты, яблочники, монархисты стояли, хорошо подготовившись – с растяжками и командирами колонн. Кирилл Гончаров с мегафоном – молодой командир московских яблочников – строил своих. От моста через Водоотводной канал уже можно было увидеть, как быстро заполняется большой «коридор» Болотной площади. Зрелище было «кустодиевское»: морозное утро, черно-белая зима, Замоскворечье, тысячи разноцветных флагов над плотными рядами демонстрантов. Два чувства смешались, когда я это увидел: «А-а-а, мороз-то не напугал!» – и радость от зрелища, напоминающего русскую классическую зимнюю живопись...

Путин накануне заявил, что он будет президентом «не для всех», а только для тех, кто собирается на другой митинг – на Поклонной горе. А мы, якобы, «оранжисты». Собянин, бывший у Путина главной администрации, теперь уже в качестве мэра Москвы – постарался: на Поклонную опять нагнали работников ЖКХ, сотрудников префектур и вузов. Трудно понять политическую логику тех, кто это делает. «Проправительственный» митинг в такой ситуации, как нынче, в любом случае выглядит проигрышно. Идея проводить его «день в день» крайне наивная. Ведь мало кто верит в политическую самостоятельность его участников. Все понимают, что это «пиар». Причем, «отчетный пиар для одного лица». Все это делается, чтобы он увидел «картинку по телевизору». Больше никому это не нужно.

Но что должен увидеть Путин в этой «картинке»? Видимо, что его поддерживают «больше» (ну, или хотя бы «столько же») москвичей, чем не поддерживает. Удовлетворенно смеясь, он и его ближайшее окружение, должны, видимо, сказать себе: здоровые силы пришли на Поклонную, а маргиналов-«оранжистов» – мало. Все это крайне глупо. Потому что в действительности – и, вероятно, не понимая, что он делает – Путин раскалывает общество все глубже и глубже. Все эти «шутки» с Уральским вагоностроительным заводом – палка о двух концах. Свердловский депутат-коммунист Альшевских так и пишет в эти дни в своем блоге: напрасно пиарщики пытаются играть в «зубатовщину» на Урале. Такая попытка «политизации» заводов имеет обратную сторону: «не буди лихо – пока оно тихо». Заводчане, сидевшие тихо, начинают обсуждать эти затеи. А как только начинается такое обсуждение – сразу наружу лезет все: и зарплаты, и социальная политика, и каждая яма на дороге, каждая платежная квитанция ЖКХ. И от вчерашней лояльности за две недели может не остаться ничего.

Читая Сапрыкина, Акунина, Романову и многих других публичных лидеров бунтующих москвичей, я вижу, как они стремятся оградить протест от политической заорганизованности. Зрелые люди в этот раз стоят во главе процесса. Хотя «политические» и бурлят – создают какие-то «политические комитеты», бурно спорят о «фашистах», бесконечно выясняют, кто тут true, а кто не true – но Навальный и Пономарев все это довольно уверенно микшируют, не давая идеологическим группам загадить всю поляну. Я сам – один из тех многих, и, вероятно, типичных участников – кто смотрит на эти митинги со всех точек зрения сразу. Я – православный. И мне не чужды монархические знамена правых. Но я вижу, что «Москва» сегодня – слишком централистская и этот централизм уже давно идет поперек новой вызревшей самостоятельности жизни во всех других местах России, кроме самой Москвы. И мне понятно, почему те, кто идет под знаменами «Солидарности», хотят конституционной реформы. Но мне симпатичен и Пономарев. Не потому что он – «политически левый». А потому что он, как и большинство из нас, понимает, что со «справедливостью» дело в России сейчас очень плохо. Эти подачки верхней власти сегрегированным группам «бюджетников», ничего не меняют в их жизненном самоощущении. Их «покупают», а они – не верят. Не так все это должно быть устроено в богатеющем государстве, которое собирается стать пятой экономикой мира.

Читаю в ЖЖ или «Фейсбуке» посты людей с «большим Эго» (как их называет моя подруга). Это люди, которые всегда умнее всех окружающих. Одни пишут о том, что «где же политические требования», почему все так «не оформлено»? Другие пишут, что, мол, энергия слаба, «офисный планктон» не хочет идти на штурм Кремля. Третьи пишут, что – о, ужас! – как неприятны все эти «деятели гламура и пошлости», которые теперь во главе колонн. О, избавьте нас от фальшивости Прохорова, Кудрина, Собчак и проч. Сквозь все это читается мысль: пусть во главе колонн будут только ангельски чистые граждане, которые никогда и ни в чем не шли на компромисс. Дайте нам нового Ростроповича и нового Сахарова. Дайте нам Гавела. Или Махатму Ганди…

Между тем, ценность нынешнего процесса для будущего России заключена как раз в том, что «радикальный протест» нулевых растворился в гораздо более широком и массовом переживании неизбежности социальных изменений. Это уже не «политическая критика» Путина и его команды, в ответ на которую можно было нанять трех писателей объяснять публике блага, дарованные нам путинским режимом. Сегодня это уже общее чувство, что «при Володе мы больше жить не будем». Он получил уже «билет на вылет». Да, это пока всего лишь «билет с открытой датой». Но это уже БИЛЕТ. Еще год назад – до рокировки, до народного фронта, до этого плевка всем лицо с «возвратом в Кремль, потому что мы так договорились» – ни о каком билете на вылет речь не шла. А теперь «стиль Путин», который так нравился многим в первой половине нулевых, а кому-то – и во времена мюнхенской речи – вызывает только смех.

Перед Новым годом я зашел поговорить со старым товарищем, ранее работавшим в АП, а теперь где-то около. Я спросил его: «Ну, как там у вас все это воспринимают? По-моему, Путин сошел с ума». Я ожидал услышать жесткий ответ верного путиноида. И вдруг он ответил мне: «Так мы писали ему, мы предлагали… Ведь что он делает: вместо того, чтобы обратиться именно к этому молодому среднему классу – мол, вы мои, вы – следствие моей политики в нулевых, я вас вырастил и я пойду с вами дальше, на вас сделаю ставку в десятых , он зачем-то грубо отторгает их. При том, что он мог бы легко мобилизовать их пошатнувшуюся лояльность…».

Сейчас выясняется «окончательность» путинского безумия: он конструирует себе отдельное понятие «народ». Этот воображаемый народ (который любит вождя) живет где-то вне столиц, вне новой экономики, вне вузов, вне умирающих малых городов… Окружающие его пиарщики в ответ на это безумие конструируют ему «потемкинские деревни», изображающие этот народ…

Медленно, день за днем, те, кто поднялся в нулевые, те, кому сейчас тридцать или около, продолжают взаимно опознавать друг друга. Целое поколение сейчас вступило в пору самоосознания. Оно вырабатывает свой стиль жизни, свой стиль коммуникации, свой стиль публичного поведения. Это дороже всякой «политики» в узком смысле слова. Как правильно напоминают нам сегодня многие российские философы, Ханна Арендт верно очень точно показала, что в кантовской теории эстетического суждения заложено очень глубокое понимание «общего политического вкуса». Этот вкус лежит глубже идеологического самоопределения. И именно он делает невозможным дальнейшее существование стиля «Путин». И уже понятно, что выборы 4 марта ничего не изменят в вопросе о «билете с открытой датой». Путинский стиль стал архаикой. Он делается все более и более неприемлемым не только для активных социальных групп, которые видят десятые годы как пространство своей жизни в России, но и для тех, кто ранее связывал с Путиным свои представления о «силе власти» и проч. Путин сделался ветхим. Новое вино уже не вольется в старые меха.

Фото Тамары Корнильевой

       
Print version Распечатать