В марте 2008 года Ереван принял своеобразную эстафету от Тбилиси. Речь, конечно же, о ЧП и выборах. Последние избирательные кампании на постсоветском Южном Кавказе показали, что выборы и чрезвычайное положение становятся едва ли не словами-синонимами. Впрочем, ЧП в Ереване - это уникальный политический случай (как и тбилисское ЧП).

Каждое ЧП южно-кавказского региона имеет свои отличительные черты. В Грузии введение чрезвычайного положения фактически совпало с началом президентской избирательной кампании. Пойдя на экстраординарные меры в отношении оппозиции 7 ноября 2007 года, президент Грузии Михаил Саакашвили сам определил будущую дату выборов, их формат (досрочные), а также стартовые условия (обеспечив себе преференции). Вместе с тем нельзя не отметить, что грузинский лидер перехватил ряд лозунгов и требований оппозиции. В частности, речь шла о необходимости проведения парламентских и президентских выборов в разное время. Президент Грузии выполнил это требование его оппонентов. Президентские выборы прошли 5 января 2008 года, а парламентские еще впереди (они состоятся в мае нынешнего года). Действия президента Саакашвили были действиями политика, нацеленного на пролонгацию своего пребывания у власти. Он попросту обеспечивал себе более комфортное переизбрание на второй срок.

В Ереване ЧП введено вечером 1 марта 2008 года. После президентской кампании прошло две недели (выборы состоялись 19 февраля 2008 года). 24 февраля 2008 года ЦИК Армении даже успел окончательно подвести итоги и озвучить окончательные цифры. Однако главный вопрос любой постсоветской избирательной кампании - вопрос об интерпретации итогов голосования - был в Ереване не разрешен. Сторонники экс-президента республики Левона Тер-Петросяна посчитали, что выборы завершились в пользу их кандидата, а правящая группировка узурпировала власть. Итоги выборов были оспорены в Конституционном суде, а центральные площади Еревана превратились в постоянно действующий Гайд-парк. И только после всего этого выборного послевкусия было объявлено ЧП. 1 марта 2008 года правоохранительные структуры начали утро с разгона оппозиционного митинга в центре города (он начался в 6:00 по Москве), а власти республики вечером того же дня объявили о чрезвычайном положении. Впрочем, в отличие от грузинских оппозиционеров, противники власти в Ереване вели себя более напористо, вступали в столкновения с полицией. Соответствующий указ о введении ЧП был подписан уходящим президентом Робертом Кочаряном. Сегодня он показал, что, уходя, остается (более чем четкий месседж преемнику, напоминание, что без него Сержу Саркисяну будет непросто вести корабль армянской политики). Прецедент цивилизованной передачи власти от одного высшего лица другому формируется в Армении с большими издержками.

Впрочем, властям Армении подобные сценарии хорошо знакомы. В сентябре 1996 года (когда нынешний оппозиционер номер один еще был президентом) сторонники тогдашнего главного оппозиционера Вазгена Манукяна действовали не менее решительно. Сторонники Манукяна, посчитав результаты выборов сфальсифицированными, организовали массовые акции протеста. Они завершились штурмом здания парламента республики и фактическим введением режима ЧП в Ереване. Теперь оппозиционер Левон Тер-Петросян обвиняет власти в попытке "государственного переворота", а его соратники ведут речь едва ли не о терроре. Президентские и парламентские выборы в Армении также вызвали и массовые недовольства, и протесты, и даже занесение закавказской республики в "черные списки" недемократических государств (тогдашний посол США в полемическом задоре едва ли не сравнивал режим Кочаряна с Ираком Хусейна).

Впоследствии конституционный референдум ноября 2005 года и принятие поправок в Основной закон Армении способствовали выведению Еревана из списков "плохих государств". Пока реакция США и ЕС на события в Ереване достаточно вялая. Впрочем, здесь все будет зависеть от действий и власти, и оппозиции. Если первые не станут "перегибать палку" и смогут перехватить наиболее популярные требования своих противников (благо, такой опыт есть), то реакция Запада не будет столь болезненной. Оппозиции же для формирования благоприятного имиджа надо удерживаться от радикальных действий (о чем многократно заявляли ее представители). Проблема для власти заключается в том, что действия оппозиции - это не хитрые технологии "оттуда". Среди недовольных нынешней властью и сторонников Левона Тер-Петросяна есть и те, кто еще несколько лет назад и помыслить не мог о том, что станет под знамена первого президента республики. Следовательно, одними жесткими действиями ситуацию изменить нельзя (иначе такие проблемы будут возникать в новых условиях, парламентская кампания в Армении состоится через три года). Значит, многое в сегодняшней политике в республике надо корректировать. На первый взгляд уходящий (но сохраняющий силы и влияние) Роберт Кочарян это понимает, когда говорит о том, что ЧП можно организовать без комендантского часа: "В этой связи мы попытались ограничиться лишь теми пунктами чрезвычайного положения, которые уже обнародованы. Мы старались свести к минимуму неудобства для тех граждан, которые не связаны с организацией имеющих место беспорядков". Однако логика борьбы чрезвычайно непредсказуема.

Каков же предварительный вывод? Он заключается в следующем. В оценках политической системы (или режима) Армении необходимо минимизировать эмоции. Необходимо также отказаться от выдачи каких-либо авансов Роберту Кочаряну и его преемнику. С одной стороны, республика, отрезанная от своего стратегического союзника России, находящаяся фактически в блокаде со стороны Турции и Азербайджана (а также вовлеченная в конфликт из-за Нагорного Карабаха), вынуждена вести себя как "осажденная крепость". С другой стороны, именно это положение заставляет армянскую элиту проводить диверсифицированную политику, искать контакты в ЕС, США, НАТО. Это не отсутствие принципов, это следование принципу "используй все, что под рукой, и не ищи себе другого". Именно поэтому команда Кочаряна-Саркисяна и не может окончательно превратиться в поклонников авторитарных методов (о чем говорят и последние выборы). Попадание в "черный список" стран-изгоев и повторение судьбы Ислама Каримова после Андижана не будет работать на интересы Еревана, прежде всего, в карабахском вопросе. А потому любой лидер Армении даже против своего желания должен играть в демократа, использовать демократический язык и демонстрировать свою готовность к диалогу. Даже после введения ЧП он не может окончательно перейти авторитарный Рубикон. Штаты и ЕС нужны ему не как идеал, а как инструмент для реализации своих политических проектов. Дружить же с США и ЕС без игр в демократию не получится. Иначе американский налогоплательщик начнет интересоваться, зачем он тратит свои средства на поддержку диктаторского режима в далекой Армении.

А потому Армению не надо считать образцом демократии, но также не стоит и излишне демонизировать ее президента и его преемника. Надо рассматривать ее так, как когда-то учил немецкий историк Леопольд фон Ранке "es eigentlich gewesen", то есть как есть на самом деле. Для определения первопричин нынешнего противостояния в Армении нужны нетрадиционные подходы, выходящие за рамки сугубо правовых размышлений и юридической казуистики, равно как и не втиснутые в прокрустово ложе социально-экономических конструкций. Здесь следует учитывать много иррациональных факторов, которые порой трудно идентифицировать. Прежде всего, при анализе ситуации в Армении не следует противопоставлять такие тренды, как традиционализм и модернизация, национализм и кровнородственные (клановые) отношения, советское наследие и борьба за независимость и национальный суверенитет, демократия и патронно-клиентские отношения. Все это существует и сосуществует.

"Народы Южного Кавказа стали независимыми в результате распада СССР, и следует признать, они не были к этому готовы. Может показаться парадоксальным, но оказавшиеся независимыми в конце 1917 года в результате Октябрьского переворота Азербайджан, Армения и Грузия все же были более органичной частью остального мира, нежели в 1991 году, после более чем 70-летнего коммунистического правления. Российская империя хоть и не была самой передовой страной мира в начале XX века, но в ней быстро развивался капитализм, рос средний класс, формы собственности и ее правовое обеспечение были такими же, как и в других капиталистических странах. Южный Кавказ был периферией Российской империи, но все же он был органичнее связан с остальным миром, нежели постсоветские Азербайджан, Армения и Грузия, в одночасье оказавшиеся суверенными государствами в мировой капиталистической системе, коренным образом отличающейся от их бывшей политической и экономической системы. К этому можно добавить, что постсоветские государства Южного Кавказа стали суверенными образованиями, не имея для этого как политической, так и деловой современной элиты". С процитированным выше мнением грузинского политолога Александра Рондели сложно спорить.

Сегодняшняя Армения, таким образом, не вписывается в привычную для западной и для российской постсоветской политологии бинарную оппозицию "традиционное-современное". Социум постсоветской Армении представляют собой "расколотое общество" (Александр Ахиезер), "многосоставное общество" (Аренд Лейпхарт), "конгломератное общество" (Алексей Богатуров и Андрей Виноградов), то есть фрагментированные социумы, находящиеся к тому же между двумя полюсами - модернизацией и традиционализмом, демократией и авторитаризмом. По словам Богатурова и Виноградова, для "конгломератных обществ характерна устойчивая востребованность всех типов отношений и специализация каждого анклава на той или иной функции: общество равномерно воспроизводит типы связей, характерные для всех анклавов, и прагматично пользуется этим многообразием". Именно в этом социуме реализуется после 1991 года проект государственного строительства и нациестроительства. Отсюда и кажущиеся для непосвященных неожиданными всплески архаики, неожиданные повороты к рынку и демократии со столь же неожиданными авторитарными тенденциями и клановостью. И этому не надо удивляться. Это надо понимать и брать в расчет при принятии стратегических решений.