Архиватор смысла

Ко Дню рождения Олега Кашина

Другие

Описанный Алексеем Чадаевым критический диссонанс между пониманием устойчивости систем у нас и на коллективном Западе нуждается в одном небольшом, но существенном дополнении. Мы можем сколько угодно уповать на то, что Евросоюз и НАТО стали теперь аналогом канувшего в лету Варшавского блока - с некоторыми оговорками это действительно так - но подобная логика развития сюжета мало того, что была предсказуема уже очень давно, но еще и почти ничего не объясняет. Это интересные, но маловажные истории. Было бы странным ограничиться одним лишь указанием на то, что "они - это мы лет 20 назад". Положим, что "они" - таковы, какими мы хотим их видеть. А каковы же мы сами?

"Мы" - это, прежде всего, сегодняшние поколенческие дефиниции и самые показательные в сюжетном смысле фигуры вступающего в реальность поколения 30-летних. Явный баловень судьбы этого сложного возраста - президент Чечни Рамзан Кадыров - известный персонаж народной любви и народной неприязни, Второй баловень - член Общественной Палаты Алексей Чадаев - успел нажить себе изрядное количество недругов. Третий баловень - журналист Олег Кашин - наверное, самый популярный и непопулярный одновременно русский автор сего дня. По его словам, его часто узнают на улице. Над ним периодически издевается М.Ю. Соколов - Кашину на выходных исполнилось 27 лет: до тридцати осталось - всего ничего.

За последние несколько лет Олег Кашин стал по-настоящему медийной фигурой, той самой, вроде актера Абдулова, которых так любит газета "Жизнь". О разрыве с Ильей Яшиным, лидером "Обороны", и "национал-большевиками" Лимонова, о переезде из Калининграда в Москву, о переходе из одной редакции в другую, о мытарствах, думах и чувствах Кашина многочисленные читатели его блога узнавали в режиме "он-лайн". Сочувствовали, возмущали, ругались, проклинали. За несколько лет для изрядного (не каждое сетевое СМИ имеет такую аудиторию) количества читателей Кашин стал "своим", как сосед по лестничной клетке, к которому можно завалиться в полчетвертого ночи. Этому образу поначалу нужно было соответствовать. Потом - даже понравилось. В конце концов, без этого жизнь стала казаться странно опустевший. Соседи решительно требовали самого главного, "правды". Так - в продолжительных боях о том, о сем - выковалась концепция "честного журналиста". Как там, у классика:

Брама сотворил тюрьму,

Вишну сохранил тюрьму...

... и свои

В сюжете Кашина сошлись почти все силовые линии современных масс-медиа, которые то перетекают в блоги, то вытекают из них, то их отрицают, то ими становятся. Будучи журналистом без издания (и страстно желая это издание раз и навсегда обрести - отсюда полный разрыв с "кремлевскими" и уход в "Русскую жизнь" и "Независимую газету"), крайне трудно было удержаться на гребне волны. Единственным выходом из пропадания втуне становится в данных обстоятельствах создание себя как СМИ, со всеми атрибутами настоящего издания. Отдельные подписчики получают подзамочные посты, которые передаются по почте, как очередной извод "самиздата". Все, что Кашин писал "для своих" становилось достоянием широкой общественности еще быстрее: таково правило любого таблоида. Жертвуя privacy - не ради "славы" или "популярности" - а ради любви, Кашин в конечном итоге заслужил, скорее, сочувствие. Стать "всенародно любимым" помешала трагедия Сычева, о котором Олег в "Эксперте" написал подробную и обстоятельную статью. Разумеется, "продажность" - первый и, по существу, единственный упрек, который адресовали Кашину оппоненты, не имеет под собой никакого основания. Решив "разобраться" и "выяснить, как оно на самом деле было", Кашин вполне сознательно противопоставлял себя "обчеству", которому "всегда все ясно заранее". Кажется, именно это и называется гордыней, априорное полагание своей позиции, пусть отчасти и верной, единственно возможной. Беда в том, что мир - шире и разнообразней, чем нам того хотелось бы. И мысль о том, что "министр обороны - виноват" также правдива, как и рассуждение о том, что "так вот у нас в армии сложилось": ведь "сложилось"-то не без участия министра обороны. "Обчество", к слову сказать, ответило журналисту соответствующе: у нас давно принято ломать гордыню только гневом.

Строго говоря, после этого случая дилемма "являться правдивым журналистом" или "всем нравится" была решена Кашиным в пользу "правды": совместить два ремесла было технически в рамках одной системы координат невозможно. Отказ от логики "всем нравиться" на самом деле внутренне требует почти столь же сильного антидота: так героиновые наркоманы, слезая с иглы, становятся алкоголиками. В какой-то степени оба выхода этого сюжета представляются аналогом того, что в православии называется прелесть.

Обратимся к словам святителя Феофана, очень подходящим к этому разговору:

Углубленная молитва ко Господу возбуждает теплоту. У опытных отцев строго различаются - теплота телесная, простая, бывающая вследствие сосредоточения сил к сердцу вниманием и напряжением, - теплота телесная, похотная, тут же иногда прививающаяся и поддерживаемая врагом, и - теплота духовная, трезвенная, чистая. Она двух родов: естественная, вследствие соединения ума с сердцем, и благодатная. Различать каждую из них научает опыт. Теплота эта сладостна, и поддерживать ее желательно, как ради самой этой сладости, так и ради того, что она сообщает благонастроение всему внутреннему. Но кто усиливается поддерживать эту теплоту за одну сладость, тот разовьет в себе сластолюбие духовное.

Разумеется, аналогии в данном случае не стоит понимать буквально, особенно если учесть, что Кашин - если не атеист, то человек, от церкви предельно далекий. Как, в общем, и все его поколение, чье детство пришлось на закат Советского Союза.

"Честный журналист" оказалось потолком, выше которого никогда не вырасти, потому что в этих координатах расти больше некуда, а ломать матрицу - во всех смыслах себе дороже. "Если вы не хотите меня любить, то хотя бы уважайте" - это очень распространенное заблуждение почти всякого настоящего "правдоискателя", у которого не осталось ничего, кроме призрачного "уважения читателей". Это уважение должно легитимировать публичный отказ "от повестки" (ни единожды потом нарушенный, конечно) и возможность существования газеты "Жизнь", публикующей фотографии смертельно больной Любови Полищук ("ну читателю же видней, что нравственно, а что - нет"). За "читателем" на самом деле намного уютней, чем за всеми кремлевскими башнями вместе взятыми: ведь никакого "читателя" не существует, и потому в его качестве можно предъявлять кого угодно. Чаще всего, самого себя.

Стоило ли ради самого себя, выставляемого в качестве читателей, "покорять столицу", биться сутками в кровь с какими-то совсем уж нелепыми жж-юзерами и так далее и так далее, трудно сказать. Каждый делает свой выбор самостоятельно, и только выбор поколения этой самостоятельности лишен: он подчинен иной логике, логике наибольшей комфортности. Олег Кашин выбрал самый комфортный из всех путей, и стоит ли удивляться, что его примеру не преминут последовать даже враги.

       
Print version Распечатать