Труд одного из крупнейших российских языковедов, Б.А. Успенского, посвящен странному положению языка в мире, если мы рассматриваем язык как способ указания на события. Языковые явления никогда не бывают ярлыками, отмечающими вещи; язык скорее нужно представлять как размеченную область, как мир первоначальных подразделений и различений, чудесным образом совпадающих с той структурой явлений, которую нам успел показать мир. По сути, для Б.А. Успенского язык – это нечто вроде большого телескопа, в который мы можем до бесконечности рассматривать мир, постоянно меняющийся, вращающийся вокруг собственной оси, именно потому что мы заранее знаем его границы, в точности совпавшие с параметрами настройки этого телескопа. Два важнейших сюжета книги: местоимения и словотворчество. Нет языка, в котором не существует местоимений, именно потому, что употребляя местоимения, человек пробует на зубок не отдельные вещи, не отдельные отношения между вещами, но сам мир, учась говорить о себе «я», а о мире – «ты» или «он». При этом никакой философии общения Б.А. Успенский из своих многочисленных наблюдений не выводит: ему важнее, как всякий раз, несмотря на все условности словоупотребления, все несходство передаваемых языком ситуаций, отношения между «я» и «ты», «я» и миром, миром и впечатлением о мире, восстанавливаются и оказываются самыми счастливыми. Перед нами почти что инструкция по сочинению языковой поэмы: сочувствие читателя должно превратиться в увлекательный сюжет из жизни героя-мира, а антураж приключений мира – в ясное и понятное обоснование его устройства. Как устроен мир, мы не знаем, мы можем разве что уловить закономерности между явлениями, и как раз исследование словотворчества, от фольклора и Льюиса Кэролла до новейшей постмодернистской литературы, показывает, что закономерности эти существуют. Ведь смысл словообразований всегда ясен именно тогда, когда они темны, «глокую куздру» и другие языковые абсурдизмы можно понимать и изображать по-разному, но что «куздра» выглядит как знакомое существо, даже если мы не представляем себе, что это такое – сомнение нет. Вот так, в языковой практике, мы измеряем одной линейкой другую линейку, вдруг открывая у себя за спиной ту перспективу, которую ранее видели лишь на картинах. Примеры такого открытия через пробу пробы, эксперимент над чем-то легкомысленным и податливым в ситуации невозможности эксперимента, можно найти на каждой странице, взятые из самых разных языков, культур и словоупотреблений. Вот, мы привыкли, что слово «внуки» означает внуков и внучек, употребляется в собирательном значении, на что пожалуются феминистки. Но фраза «У меня есть внуки» может означать «у меня есть две внучки», но и фраза «У меня нет внуков» может означать то же самое. Именно потому, что когда мы измеряем одни расстояния другими расстояниями, мы часто промахиваемся, не дойдя до конца какого-то из этих расстояний. Но мы лучше представляем после этого, где что расположено, и сколь наш язык позволяет не только понимать предметы, но и узнавать правила обитания между этими предметами. Постигая язык, мы постигаем не его красоту и не отсылки к предметам, а собственную возможность время от времени добредать до смысла. – А. Марков.

Успенский Б.А. Ego loquens: Язык и коммуникационное пространство. – М.: РГГУ, 2012. – 344 с. – 1000 экз.