Российский структурализм любил конструкции по типу «текст в тексте»: они позволяли связать эмоциональные переживания по поводу собственного внутреннего мира с жесткими конструкциями принятия решений, и таким образом не превращать вставные рассказы в бледные призраки мировоззренческого выбора. Книга Т.М. Николаевой, одного из деятельных участников Тартуско-Московской школы, возвращает нас на новом витке к этой теме: воображения, которое создает еще более воображаемый мир, и тем самым соотносит себя с реальностью. Такое воображение находит, за что зацепиться в реальности: за пространственные впечатления, воспоминания, идеи или запахи – за все то, о чем мы привыкли мечтать, но что наиболее растрогано подтверждает нам реальность окружающего мира. Воображение действует по своим законам, присваивая себе какую-то идею, и выжимая из нее весь сок, тогда как чувство реальности не дает тебе присвоить то, что ты готов рыцарски отстаивать, с глазами, полными слез. С точки зрения Т.М. Николаевой, вся эпопея Пруста – один большой текст в тексте, в тексте его собственной жизни, собственного опыта, и собственной борьбы с историческим умиранием, с уходящей и скрывающейся из виду историей, которая запечатлевалась на страницах стольких книг и на картонках стольких фотографий. Текст романа организован именно по принципу вставной новеллы, которая всегда собирается повествователем со своим ярким характером, но при этом не имеющим ни точного возраста, ни точного места жительства. Не то это юноша, обдумывающий, как именно устроено светское общество, и какие культурные открытия стоят за всеми его условностями, не то старик, которому есть что вспомнить. Главное, что поучительность прустовского романа – не мораль сюжета, как в реалистическом повествовании, а то напряженное предстояние вещам, которое не назовет ни юноша, столкнувшийся с вещественным миром, ни старик, для которого его собственное слово полновеснее любой вещи. То, что происходит в романе, реконструируется юношей-стариком, который постоянно испытывает заботу родных, и достраивает трогательный акт заботы до полноценных характеров, а отдельные мысли – до выразительных и не по-театральному убедительных встреч. Сбивчивые речи – не речи страсти, а речи уже торжествующей над болезнью любви, неувязки в датах, мотив розового цвета, смазанность характеров – это все лишь несовершенство заботы, которая никогда не освободится до конца от сентиментальности. Но стоит нам подумать о том, что все это происходит в воображении, как мы освободим заботу, сделаем ее просто чистой мыслью, не вовлеченной в действие, а увлеченной открывшейся любовью. – А. Марков.

Николаева Т.М. О чем на самом деле написал Марсель Пруст. – М.: Языки славянской культуры, 2012. – 128 с. – 600 экз. – (Studia Philologica: Series Minor).