Предыстория такова: в мартовской книжке "Знамени" появилась статья Анны Кузнецовой "Кому принадлежит искусство, или Революция менеджеров в литературе". Суть ее, если коротко, в следующем: власть сменилась, там, где раньше царил критик, теперь суетится деловитый менеджер, пришедший, дабы разрушить институт экспертной оценки и выдать книжный бизнес за литературный процесс. А если подробнее - читайте сами, статья умная, аргументированная, во многом точная; в частности, симптомы кризиса в критике описаны очень верно.

Немедленно по выходе статьи началась буча, да такая, каких в нашем застойном литературном быту давно уже не случалось. Протекала она преимущественно в ЖЖ, а я до сих пор с ЖЖ-этикой не разобрался - публичное это место или все же приватное, так что на всякий случай ссылок не ставлю. Надо сказать, что оппоненты А.Кузнецовой целиком и полностью подтвердили ее правоту: она в своей статье писала, что литературные люди нынче предпочитают форсировать голос вместо того, чтобы приводить доводы и спорить по существу, - ровно так все и произошло. А жаль, мог бы завязаться небезынтересный разговор, текст А.Кузнецовой - содержательный, но далеко не бесспорный - был отличным полемикообразующим материалом. Однако не срослось.

Для выправления ситуации и перевода обсуждения в более конструктивное и концептуальное русло редакция "Знамени" задумала и провела в рамках открывшейся на днях на ВВЦ ярмарки "Книги России" круглый стол на тему "Литературные премии: Pro et Contra". Но прежде чем перейти к описанию стола позволю себе кинуть вдогон драке и свои пять копеек.

У меня по поводу "знаменской" статьи два несогласия - одно логическое, другое персональное. Первое вот: А.Кузнецова связывает переход литературной власти к управленцам-технологам с кризисом в критике, с девальвацией профессиональной этики и профессионального языка. На самом деле, мне кажется, книгоиздателям абсолютно безразлично, сколько глубоких аналитических статей написали в текущем сезоне Ирина Роднянская, Алла Латынина или сама Анна Кузнецова. Им надо пропиарить свой продукт - они его пропиарят. И если для этих целей потребуется объявить самозванца экспертом - объявят. А захотят учредить премию для награждения родственников и знакомых кролика - учредят и премию. И никакой причинно-следственной связи здесь нет.

С персональным несогласием еще проще. Абстрактному менеджеру-разрушителю А.Кузнецова пририсовывает лицо Георгия Урушадзе. И вот это она зря, по-моему. Мне не кажется, что Г.Урушадзе пришел все тут разрушить, чего мы еще сами недоразрушили, и выбросить нас из нашей уютной лубяной избушки. Я понимаю, что светлой памяти "Российский сюжет" ничего, кроме скепсиса, у литературного сообщества не вызывал и не вызывает, и это правильно. Но сейчас идет другая драма, и из "Большой книги" авось что-нибудь да получится. Говорю это с тем большим основанием, что сам поначалу к новорожденной премии отнесся более чем скептически, но Г.Урушадзе удалось мой скепсис перебороть. А я, между прочим, человек довольно упрямый и переубедить меня не так-то легко. Но пока весь ход событий подтверждает, что ничего монструозного не происходит, никто на литературу не покушается. По крайней мере, за состав ридеров (а они играют в премии роль, по-моему, даже более важную, нежели члены так называемой "Литературной академии") не стыдно, доверие эти люди у профессионального сообщества, безусловно, вызывают. На круглом столе Марина Вишневецкая, правда, сетовала, что из 76 объявленных "академиков" (всего их 97) к литературе имеет отношение лишь небольшой процент. Но, во-первых, это не совсем так, а во-вторых, литературные люди уже решали судьбу премий последние пятнадцать лет и конфузов было предостаточно.

"Сегодня литература существует в ситуации отсутствующего канона", - говорил, открывая круглый стол, Сергей Чупринин. А это означает, что критика своей основной - экспертной - задачи не выполнила и не выполняет. То есть, говоря попросту, "феерически облажалась", как сформулировала цитируемая А.Кузнецовой Аделаида Метелкина, и "лажать" продолжает. Вот ведь в чем корень проблемы - нет никаких "их" и "нас", критиков-экспертов-профессионалов и менеджеров-управленцев-технологов. То бишь есть, конечно, но кто доказал, что первые разбираются в литературе лучше вторых?

У нас, как известно, целая Академия российской современной словесности функционировала, сплошь из одних профессионалов состоящая. Теперь на смену фактически свернувшему свою деятельность экспертному АРССу и его премии Аполлона Григорьева пришли состоящая наполовину из бизнесменов и пиарщиков Литературная академия и "Большая книга". Событие, казалось бы, и впрямь знаковое, революция менеджеров, впору бить в набат. А на самом деле - не АРСС ли называл лучшим автором года Юрия Арабова, писавшего, если кто подзабыл, вот эдаким языком: "Они ели бобы, и Джордж чутко прислушивался к тому, что эти бобы с ним производят"? Не эксперты ли печатали в "толстяках" и включали в шорт-листы полуграмотную прозу Михаила Тарковского? И кто сегодня расхваливает на все лады нового любимца литературной общественности Дмитрия Новикова - Г.Урушадзе и его подручные демоны? А запредельный по качеству Ильдар Абузяров, аж два рассказа которого эксперты провели в шорт-лист последней "казаковки"? А потрясающая "Орфография" Дмитрия Быкова, со свистом пролетевшая несколько лет назад мимо всех шорт-листов? Да что множить примеры - достаточно вспомнить, как четыре десятка членов того же АРССа регулярно номинировали на премию за лучшее произведение года 25-30 разных произведений. Это ли не "показатель плачевного состояния... экспертного сообщества"? То есть я не отрицаю, может, члены Литературной академии при "Большой книге" и самозванцы - да только мы-то чем же не самозванцы?

Но вот на круглом столе привел свои контраргументы адепт революции менеджеров в литературе Александр Гаврилов. Он констатировал, что премии превратились в род благотворительности, и поведал, как Алла Демидова, будучи членом букеровского жюри, расспрашивала его, кто из претендентов беднее прочих живет, дабы уяснить, кого следует посредством Букера поддержать материально. Впрочем, и альтернативный вариант - награждать не тех, кто хуже живет, а тех, кто лучше пишет, - А.Гаврилов не одобрил. Вернее, одобрил, но не слишком. Он обвинил литературную среду в интровертности, инерционности и неспособности выйти за пределы замкнутого круга имен, явлений и представлений. Вывод очевиден: для того чтобы привлечь к литературе общественное внимание, необходимо научиться говорить с как можно более широкой аудиторией. Консервативная, чтоб не сказать косная, литературная среда продемонстрировала неспособность к диалогу с людьми за пределами своей тусовки, поэтому не надо бояться профессиональных технологов, способных стать связующим звеном между обществом и литературой, вернуть разочаровавшегося читателя и привести серьезные деньги. О том же чуть позже говорил и Г.Урушадзе: реклама "Большой книги" - это реклама литературы вообще, превращение премии в медийное событие выгодно всему гуманитарному сообществу в целом.

И опять же: концепция последовательная, аргументированная, логичная. Но без ответа остается один из главных, а по мне, так и самый главный вопрос: как менеджер использует свою власть, свои профессиональные навыки? Разрекламирует лишний раз Робски или попытается объяснить читателю, в чем отличие между ней и Михаилом Шишкиным и почему второй - писатель, а первая - пиар-гомункулус? То есть читателя предполагается поднимать до уровня литературы или же литературу опускать до уровня массового читателя? На круглом столе А.Гаврилов призвал понять, что значительное социальное явление не определяется десятью экспертами. И это верно. Но как насчет явления литературного? И как премии (любой, в данном случае не о "Большой книге" речь) найти баланс между социальным и собственно литературным? Как перестать барахтаться в собственном соку, не отказавшись окончательно от профессиональных критериев?

В том, что опасность такая существует, убеждает все то же обсуждение все той же статьи А.Кузнецовой. В ходе его А.Гаврилов как раз и озвучил мысль, что традиционная критика оказалась неспособна проанализировать новаторские стратегии А.Марининой и О.Робски, утратив, таким образом, связь с актуальным литпроцессом. Но ведь проблема как раз в противоположном, не в том, что мы не обсуждаем Робски, а в том, что мы обсуждаем ее слишком много. Робски не плохая писательница. Она не писательница вовсе. Как и Маринина. Резонный ответ: ну, так вот и докажите это, используя профессиональный инструментарий. Резонный вопрос: каждый раз доказывать? И по поводу Донцовой? И по поводу Лукьяненко? И Ревазова? Может, и Безрукова-пера со скальпелем препарировать? А книжки нормальные когда в таком случае читать? А писать про них когда? Существует, в конце концов, перспективная и динамично развивающаяся наука - социология литературы. Вот пусть социологи успех Робски и объясняют на своем социологическом языке. А я на своем филологическом лучше промолчу ввиду полного отсутствия предмета разговора.

Но, допустим, Робски и Донцова - это крайности. А.Гаврилов упоминал в своем выступлении проект "М+Ж" А.Жвалевского и Е.Пастернак. Действительно блестящая тетралогия, яркая, смешная, жизнерадостная. Но ведь она, помимо прочих достоинств, тем и хороша, что авторы начисто лишены претензий хотя бы на полшажка заступить на территорию "высокой" литературы. Никаких претензий, намеков и подмигиваний, читай и расслабляйся. Где основания для сравнения ее со сложно организованным и тщательно выписанным текстом, каковым по определению является традиционный роман? Я очень люблю Агату Кристи, гораздо больше, чем, скажем, Томаса Манна, но второй Нобелевку получал, а первая нет, да и в претендентах не значилась, и это правильно. Для детективов, фантастики, иронической прозы, детской литературы должны быть свои премии, сколь угодно авторитетные и денежные, но называться они должны все-таки не Букер и не "Аполлон Григорьев".

Или вот еще пример: Алексей Иванов. Сколько копий было сломано по поводу "Сердца Пармы", сколько инвектив высказано в адрес букеровского жюри (едва ли не лучшего по составу за всю историю премии), не пустившего пару лет назад пермского автора в лонг-лист. А о чем, собственно, сыр-бор? Ну да, качественное чтиво, безусловно, не без занятности, с фантазией. Но при чем тут премия за лучший роман года? Зачем же объявлять литературным событием то, что таковым заведомо не является? Этак мы в скором времени и до мышей известно что, причем не заметим, как те же мыши по ходу процесса в инфузорию-туфельку превратятся. И еще: если задача критики в том, чтобы комментировать и награждать те произведения литературы, которые стали значимыми социальными явлениями, то зачем в таком случае вообще нужны экспертные институты, премии, жюри? Кликнул мышкой по адресу сайта книжного магазина "Москва", посмотрел рейтинги продаж - вот тебе и национальный бестселлер.

Другое дело, какую альтернативу Робски и Донцовой способен предложить цех. Нехорошо обманывать людей - мол, это не литература, читайте лучше Дениса Гуцко и Бориса Евсеева. И тут возвращаемся к тому, с чего начинали: мы слишком долго выдавали третий сорт за первый, чтобы наше мнение представляло хоть какой-то интерес не то что для почтеннейшей публики, но даже и для коллег по ремеслу. Совершенно прав А.Гаврилов: значимого субъекта высказывания и оценки попросту нет, одни эксперты себя благополучно дискредитировали, другие еще не народились.

Итак, в сухом остатке вот что: толстожурнальное сообщество (при всей условности термина) боится экспансии менеджеров, которые приведут с собой на заповедную полянку С.Борминскую или О.Робски и скажут, что это и есть настоящая литература. И оно право, ибо именно это и происходит каждый день, достаточно открыть практически любое неспециализированное издание и почитать книжную полосу. Менеджеры отвечают, что толстожурнальное сообщество несет ответственность за нынешнее положение вещей, оно продемонстрировало свою неспособность к генерированию новых идей, оно загнало литературу в гетто и не может теперь оттуда выбраться. И они тоже правы, достаточно посмотреть на шорт-листы самых известных премий за последние 10-15 лет.

Но ситуация только на первый взгляд кажется такой уж сложной и неразрешимой, на самом деле в ней как раз наличествуют все основания для сдержанного оптимизма. Просто со временем менеджеры станут более открытыми, а литературные люди соответственно доверчивее. Первые, расшибив пару раз лбы, догадаются, что без помощи критического сообщества, при всех его недостатках, ничего стоящего на этом участке все равно не построить; вторые поймут, что в новой экономической и медийной ситуации необходимы люди, которые не только метафору от метонимии отличают, но и умеют работать с бизнесом и СМИ, а через них и с читателем. Компромисс не просто возможен, он настолько прост и очевиден, что к нему даже особо призывать не стоит, все случится само собой, без жертв и разрушений, естественным эволюционным путем.