Ша, идет Мессия

Владимир Шаров. Будьте как дети // "Знамя", 2008, #1, 2; "Вагриус", 2008.

Нового романа Владимира Шарова ценители ждали несколько лет. Шаров - писатель религиозный, что редкость не только в наше время. Кроме того, будучи историком, кандидатом наук, Владимир Шаров реализует свои научные потенции в захватывающе нестрогой художественной форме. Это соединение дает в романах Шарова новую русскую историософию.

Московский кружок верующих; вымирающие самоеды; проповедник, внушивший, что они и есть избранный народ, а заодно потомки волхвов; дурдом, где прячется историк жизни Ленина в Горках, прозревший, что вождь был в руках Бога, выводя проклятый пролетариат в новый крестовый поход. Ну и так далее.

О чем бы ни рассказывалось в кустящемся ответвлениями сюжете, речь об одном - о попытке спасения людей с помощью мучительной истины. Читать интересно, но, кажется, уже читал это в других романах Владимира Шарова. Тогда это было откровением, вызвавшим скандалы и подражания. Но проза живет в своем времени, и теперь осталось одно сложение слов. Повторяя мотивы, разработанные в других книгах, автор поневоле делает это менее тщательно. Может, втайне надеется, что второе пришествие, которое готовят его герои, случится раньше, чем он закончит текст?

Недавняя благоприятная рецензия на роман критика Топорова, столь для того непривычная, сулит, надеюсь, Владимиру Шарову место в "Национальном бестселлере". А там и впрямь до второго пришествия рукой подать, чем черт не шутит.

С любимыми не умирайте

Ольга Кучкина. Смертельная любовь. - М.: Время, 2008. - 448 с.

Книга известной писательницы, драматурга, журналистки имеет подзаголовок "Личные истории знаменитых людей". Здесь россыпь знаменитостей от Сталина с Аллилуевой и прочими его женщинами и Ленина с Инессой Арманд до Венедикта Ерофеева с Натальей Шмельковой и Владимира Максимова с Иреной Лесневской. И форма рассказа самая разная - от очерка и эссе, как в случае Герцена, Чехова и Бунина (с Верой Муромцевой в заголовке и с Варей Пащенко в тексте), до личных интервью с Ириной Шостакович, Верой Таривердиевой, Ириной Машковской, последней женой поэта Юрия Левитанского, на сорок четыре года его младше. Вот этот перебив интонации, - от внешне биографической до интимно-разговорной, - и придает всей книге странно личную достоверность. Впрямь кажется, что автор была свидетелем драмы Ольги Хохловой, жены Пикассо, расследовала связь Мерилин Монро с братьями Кеннеди, общалась с Галичами, а не только с Михаилом Сергеевичем Горбачевым как раз после кончины Раисы Максимовны и что Йоко Оно с Джоном она не чужая. И дело не только в литературном и журналистском мастерстве, а в причастии Ольги Кучкиной к тому "большому времени" культуры, где, как в дантовском чистилище-purgatory, сходятся все великие продолжить общение, гарантированное конституцией человека.

Александрийская симфония

Фаина Гримберг. Клеопатра. - М.: АСТ, 2007. - 528 с.

Никакой Фаины Гримберг нет. Есть сошедшая с резьбы писательская машина, диапазон сочинительства которой безграничен. Вот вам книга о Клеопатре, а на выходе том о террористе Каляеве. Вот вышли "вольные исторические беседы" о двух династиях - Рюриковичах и Романовых, а вот стихотворная "Любовная Андреева хрестоматия". Вот "Судьба турчанки" в армяно-турецком 1915 году, а вот уже нет на полках магазинов книг о "западнике" Андрее Ярославиче, брате Александра Невского, и "Своеручных записок Анны фон Мюнхгаузен, и "Хей, Осман!", а где-то в библиотеках монография "Болгары и мир", а до того, как имя "Фаина Гримберг" вышло наружу, выходили целые собрания сочинений этой же машиной сочиненных авторов - Якоба Ланга, Жанны Бернар, других "известных западных писателей", расхватываемых читателями. И так далее.

Книги "Фаины Гримберг" таят загадки по определению. Вот и в этой, кроме Клеопатры, героем является сам город - Александрия. Стихи Кузмина и Кавафиса, древние описания столицы эллинизма, соединившей ученость всех культур, наполняют книгу особым духом. Клеопатра приближена на расстояние вытянутой руки. Чего стоит ее посещение поэтического вечера - словно в московской "Билингве", где читают поэты-иудеи, образованные александрийцы.

Клеопатра - героиня двухтысячелетнего мифа о роковой женщине. Мифа, творимого десятками авторов от Плутарха до Ингеборг Бахман, упомянутых в книге. Мифа, из которого героиня выпадает по живости характера и знакомства с таким количеством книжников и поэтов, что разглядеть нас насквозь ей раз плюнуть. Прямо не царица египетская, а хозяйка вселенского литературного салона. Очень живенько.

Еда пророка

Лилия Зауали. Исламская кухня / Пер. с итал. - М.: НЛО, 2008. - 224 с.

Книга появилась в серии "Культура повседневности". И презентация ее случилась в соответствующих интерьерах и с восточным угощением.

Исламская кухня объединила мировые гастрономические традиции - от персидской, индийской, африканской до древнегреческой, римской, вплоть до китайской. Тонкость еды соединена со сладостью речей, притч, чтения священных и прочих текстов. Иной любит желудком, а читатель - словами, услаждающими язык не хуже тонких вин и яств.

Книга Лилии Зауали, молодого антрополога и этнографа родом из Туниса, окончившей Сорбонну, а ныне живущей в Италии, примерно на треть состоит из ученой части сравнения национальных кухонь мира, кошмаров и фобий, связанных с едой, трапез пророка и анализа древней кулинарии. А большая часть книги - это рецепты: от холодных закусок и соусов до сыров и кускуса. В общем-то, еще одна поваренная книга, но под модным ныне ученым соусом и приправами из притч, глоссария и всего, что под руку попадется из умело вываренной антропологии и этнографии. А главный урок состоит в том, что кухня учит скорее воздержанию от неправильной еды, чем обжорству всем, чем придется.