Квентин Тарантино: Интервью. - СПб.: Азбука-классика, 2007. 336 с.

Издательство "Азбука" затеяло целую серию - "Арт-хаус", где культовые фигуры современного искусства, напрямую говорят "о времени и о себе". Но если, например, Джим Джармуш говорит во всех интервью одно и то же, как заезженная пластинка, а Серж Гейнзбур - о фекалиях, порнушке и собственных похоронах, то Квентин Тарантино в разговорном жанре - настоящий дока. Как говорит его соавтор по сценарию "Криминального чтива": "Квентин и раньше был изрядным болтуном. Разница в том, что сейчас его все слушают". Когда его пригласили на пару минут сказать что-нибудь студентам, - еще до всемирной славы, - он проговорил полтора часа без перерыва. Поэтому в интервью не повторяется, читать интересно. Даром, что не окончил школы, грамоты не знает, с детства ничем не интересовался, кроме кино и комиксов. Тарантино, кинофрик, по собственному его самоопределению. сам словно извергнут из недр кинематографа, как некий артефакт.

Мастер Зингер

Исаак Башевис Зингер. Папин домашний суд. Пер. с идиша. - М.: Еврейское слово, 2007. 256 с.

Как все мы знаем, Исаак Башевис Зингер (1904-1991) - единственный Нобелевский лауреат, писавший на идиш, немецком диалекте еврейского языка. Сто лет назад на идише писали и говорили 11 миллионов человек. Умирающим языком он стал из-за холокоста. Мудрый Зингер пишет на языке человеческой памяти и ностальгии.

"Папин домашний суд" - об отце, нищем раввине, жившем на Крохмальной, бедной варшавской улице начала ХХ века. Раввин изо дня в день должен разбирать житейские споры своих соседей, выступая судьей, учителем, психоаналитиком, толкователем Торы, утешителем и неким земным прообразом Небесного Судии. Отцу писателя, который с молодости был не от мира сего, это подходило как нельзя лучше. Трое из четырех его детей стали писателями. Может, потому, что основное место в жизни он оставлял для воли Б-га.

На презентации книги в Овальном зале Библиотеки иностранной литературы писатель и переводчик Асар Эппель напомнил, что выдающимся писателем был старший брат нобелевского лауреата, который так до сих пор нам не известен. Речь в Овальном зале зашла и о судьбе переводов с идиша. Тот же Эппель вспомнил, как поэт Семен Липкин рассказывал ему, что в молодости был в гостях у Бабеля и на вопрос, над чем тот сейчас работает, отвечал: "перевожу Шолом-Алейхема". А надо помнить, что каждую свою фразу Бабель писал на отдельном листе бумаги. Липкин поинтересовался, как движется перевод. Бабель ответил, что уже месяц переводит фразу Шолом-Алейхема "история гешихте майсами".

История в Фуку-яме

Фрэнсис Фукуяма. Америка на распутье. - М.: АСТ, 2007. 288 с.

Сенсационный визит в Москву автора мирового бестселлера "Конец истории" оставил после себя книгу, в которой написано именно то, что говорил все это время знаменитый политолог и консультант администрации президента США. Раньше он пересматривал свою концепцию "конца истории" в свете терактов 11 сентября. Теперь он пересматривает ее в свете последовавших вторжений в Афганистан и Ирак, которые вроде бы вытекали из его взглядов на "зачистку" мелких тиранов и стран-изгоев. Оказалось, однако, что его неправильно поняли. Надо было учитывать последствия "чрезмерного ускорения" в странах Ближнего Востока, Азии, а заодно и в России. Здравая идея распространения демократии оказалась дискредитированной реальной политикой президента Буша. Кроме прочего, книга Фукуямы любопытна рассказом об основах идеологии неоконсерватизма в США. Характерно, что у его истоков стояли левые интеллектуалы-троцкисты, разочаровавшиеся в коммунистической идеологии. Вывод Фукуямы прост: беда президента Буша в его "ленинизме". Зачем "ускорять" историю? Демократия и так станет всемирной. Но только в ходе долгого-долгого процесса.

Мимо денег

Джим Додж. Не сбавляй оборотов. Не гаси огней. Роман. Пер. с англ. - М.: Гаятри, 2007. 400 с.

Пора уже вспоминать уроки контркультуры 60-х: слишком много в России стало денег и государства, чтобы попробовать жить мимо них. Герой романа Джима Доджа, написанного двадцать лет назад, - битник начала 60-х. Беспечный ездок в никуда, бессребреник, рок-н-ролльщик и наркоман, он подрабатывает, угоняя и разбивая по сговору с хозяевами их машины для получения больших страховок. Ступор приходит, когда ему надо расколошматить роскошный кадиллак, который прежняя его хозяйка, уже покойная, собиралась подарить звезде рок-н-ролла, разбившемуся в авиакатастрофе. Ну, так не логичнее ли наказать алчного наследника старухи и, скажем, сжечь этот кадиллак на могиле рок-звезды?

Секс, наркотики, рок-н-ролл в безумной гонке по американским дорогам, встречи с причудливыми крези-менами. Сознание героя все расширяется. Вот уже и эпиграф, подписанный великим Гете, отпечатывается в нем: "Ищущий себя ничего не находит". Книгу проскакиваешь на пятой скорости.

Яйцо безумца

Лев Данилкин. Человек с яйцом. - М.: Ад маргинем, 2007. (в печати)

Книга выйдет к осенней книжной ярмарке, но рукопись размножена более чем сотней экземпляров для раздачи членам жюри "Большой книги" - так как оказалась избранной экспертами в "шорт-лист" этой суперпремии.

С легкой руки быковского "Пастернака" биографический жанр вошел нынче в моду. Данилкин решил сочинить ЖЗЛ не просто о живом современнике, но и о человеке, в глазах многих по-своему даже сомнительном. Причем получилось ЖЗЛ в тех же объемах, что у Быкова. В итоге вышло нечто невообразимое.

Данилкин пытается создать "миф Проханова" - не без участия самого героя. Тот, известный своим специфическим стилем, не скупится на самоописания. Причем, для Данилкина - писатель Проханов человек допотопный, 1938 года рождения. Для автора жизнеописания и жевание в детстве черного вара - это забава инопланетян. И увлечение псковскими древностями в начале 60-х - что-то уникальное. Проханов рад себя выставить и диссидентом, и любимым гостем "еврейских салонов" тех лет, и анахоретом, живущим в лесу. Но, прежде всего, - классиком современной культуры, каждый стилистически затейливый чих которого крайне драгоценен для потомства. Выходит нечто вроде "записок сумасшедшего" на полтысячи страниц.

Данилкин пытается сохранить дистанцию, сочинить ернический подтекст, вроде того, что именно дураки составляют ныне геостратегический ресурс России. Демонстрирует прохановские тексты с блохами и череп с тараканами. Но в итоге получается по известной схеме: прочесть нельзя, забыть невозможно.