Читатель, исцелившийся сам

Обычно обсуждение «русских интеллектуальных» тем, правды, служения интеллигенции или жизненности литературы, представляется в метафоре «тяжбы». Тяжба о бытии, тяжба о прошлом, тяжба о бывшем и несбывшемся. Ирина Бенционовна Роднянская, которой посвящен сборник «Вопросы чтения» – красноречивый адвокат, на настоящий момент выигравший все эти тяжбы. Теперь можно говорить только о нашем участии в бытии, о нашем участии в работе разума или служении интеллектуалов, а не о том, много ли нам еще судиться, и каковы наши шансы выиграть. Как пишет в первой статье сборника А. Доброхотов, вспоминая первых античных философов, «появляется возможность создавать и распространять идейные миры в порядке частной инициативы».

Мера этого участия – равнодействующая всего сборника. Позиции авторов в трактовке поэзии и прозы, философской и религиозной мысли весьма различны. Так, Т. Касаткина, представляя «познание как со-бытие» с другим, как причастность судьбе другого, через рискованную попытку примерить себя к Другому, отстаивает слияние субъекта с другим субъектом. Познавая, мы причащаемся познаваемому, причем быстро, внезапно; и стоит нам немного измениться, как мы уже оказываемся полностью растворены в Другом. Такой вселенский либертинаж, в котором с кем угодно можно разделить какое угодно благое бытие («соитие, совокупление – слова, означающие совместное – неслиянное и нераздельное – бытие») оспаривается статьей Вл. Губайловского, который напротив, на примерах уже не из «Бесов» Достоевского, а «Бесов» Пушкина, говорит о нашем познании как о тусклом стекле. Способность познавать – вовсе не способность сливаться с другим познающим и приписывать себе чужое милосердие, но возможность раскаяться в своем немилосердии, жало в плоть. Ведь немилосердие – не просто невыполнение каких-то частных обязательств, а это определенная ограниченность познания, когда человек видит в другом человеке средство, а не цель. Более того, он в своей любви к нему, в своем представлении о нем видит средство, а не цель. Поэтому только ужалившись этим познанием, можно «умилиться» и сделать самого себя целью для другого.

И неожиданное равновесие этих двух статей – статья И. Сурат о классическом образе «превращения поэта в вещую птицу», от Горация до Бродского и его последователей. Сурат показывает, что экстатическое познание и покаянное познание вовсе не противоречат друг другу, если мы будем удерживать в руках астролябию художественных образов. Когда поэт мыслит превращение себя в птицу, он хочет объять своим взором весь мир, прошлое и будущее. Но сама эта птица может вознестись только на крыльях будущего вдохновения – на безграничном доверии потомков, на том, что «жив будет хоть один пиит», на том, что язык не позволит перепутать метафору с реальностью, а покаяние – с раскаянием. Получается, что экстатическое познание оправдано, когда оно поддержано воображением другого, а это воображение – когда оно продолжает собой реальность милосердия и доверия.

С разных сторон авторы сборника углубляют эту тему благословенного и доверчивого познания. С. Бочаров, патриарх отечественного литературоведения, воспроизводит метафору И.Б. Роднянской «кровеносная система культуры», говоря о необычайном сходстве образов и мотивов у разделенных временем и культурными привычками авторов. С. Бочаров видит в этом вовсе не простые совпадения, а важнейший принцип культуры – предвосхищать созерцание. Предвосхитить деятельность невозможно, за писателя никто не выполнит его работу, но предвосхитить созерцание можно, не только услышав музыку эпохи, но и заставив стихии звучать по камертону точно найденного жанра и стиля. И тогда кровеносная система культуры питает эпоху, питает и тех, кто равнодушен к поэзии, но неравнодушен к правде. – А. Марков.

Вопросы чтения: Сборник статей в честь Ирины Бенционовны Роднянской. / сост. Д.П. Бак, В.А. Губайловский, И.З. Сурат. – М.: РГГУ, 2012. – 256 с. – 800 экз.

       
Print version Распечатать