Столица Бурятии пережила два больших поворота за последнее столетие: советская власть стремилась представить бывшее царско-имперское захолустье центром бурятско-монгольских проектов, которым еще только предстоит осуществиться, тогда как новая российская власть стала превозносить уже осуществившиеся проекты, повышенно семантизируя любой городской символ. Если в первом случае мы имеем дело с довольно безотчетным проектированием, готовым цепляться за любую природную и индустриальную данность, то во втором случае – это культурное программирование, мало чем отличающееся от создания сюжета компьютерной игры. Советская власть изготавливала стерильные версии национальных историй, которым только предстоит завершиться торжеством коммунизма на всем бескрайнем пространстве советской земли. Но именно поэтому там, где земля уже кончается, на фронтире советского мира, там, где нет никаких опознавательных знаков страны, в которой полно лесов, полей и рек – там именно оказывалось, что каждый дом становится историей, а каждый холм – неожиданным свидетелем веков. Тогда как в наши дни, когда любой город пытаются превратить в центральный узел интеграционных процессов, в идеальный командный пост менеджмента, оказывается, что наследие велико, и выбрать из него что-то подходящее трудно. Каждый призрак прошлого, каждая попытка создать монумент прошлому, оказывается оболочкой несбывшейся воображаемой империи, монгольской или российской. Империи мыслили себя порядком все новых событий и территорий, тут, в пластическом и архитектурном воображении, они оказываются лишь островами, который охраняют чугунные кони, бронзовые богатыри, трубы заводов и управления отдаленных микрорайонов. И оказывается, что город, распростертый по большой площади – это одна большая программа преобразований, будущего обустройства многонационального мира, только нужно найти конец, с которого все это приподнять и начать. Без этого оказывается только новое завязывание тех же узлов социальных зависимостей, под вертикалью управления, без прежнего проекта мощного фронтира и стерильного узора национальной жизни. Но городу есть не только, куда расти, но и где сбываться именно как специфическая городская среда. – А. Марков.

Бреславский А.С. Постсоветский Улан-Удэ: Культурное пространство и образы города (1991—2011 гг.). – Улан-Удэ: Изд-во Бурятского гос. ун-та, 2012. – 156 с. – 300 экз.